Опасный беглец
Шрифт:
В тот же день Бахадур-шах созвал своих министров на совещание. Шах сорвал с себя чалму в знак отчаяния и выдрал клочья волос из своей серебряной бороды.
– О я, несчастный! – сокрушался шах. – Погиб мой трон, сыновья и внуки, надежда трона! Будь проклят день и час, когда сипаи вступили в мой город!
Министры почтительно вздыхали, скребли головы под чалмами и не знали, что сказать.
– Не так слаб Дели, как думают трусы! – пытался успокоить шаха Мукунд-Лалл, хранитель печати. – Снарядов и пушек много в крепости. Хоть и разбрелись файзабадцы, но
– Снарядов и пушек много, пороха мало, – вмешался Ассан-Улла, придворный лекарь. – Без пороха молчат и пушки и ружья.
– Нет, не спасти Дели! – сказали министры. – Лучше уйти нам отсюда, повелитель, уйти из южных ворот, пока Вильсон-саиб не обложил крепость со всех сторон.
– Уйти уже трудно, конные разъезды ферингов перерезают и южную дорогу, – сказал Ассан-Улла.
– Гибнет великий трон!.. Всемогущий аллах разгневался на нас!
– Можно еще спасти трон, – неторопливо сказал принц Мирза-Могул.
Все министры повернулись к нему.
– Феринги копят силы, – сказал Мирза. – Жирный Лоуренс посылает им из Пешавара пушки. Большой бой будет под стенами Дели, и мы еще не знаем, кто одержит победу.
– Ты прав, Мирза-Могул, – печально сказали министры.
– Если мы поможем ферингам взять крепость, шах Дели останется шахом Дели.
– Научи же меня, Мирза, мой верный сын, – научи как быть, – слабым голосом попросил шах.
– Надо тайно открыть ферингам вход во дворец со стороны Речного бастиона. Когда начнется штурм, надо впустить ферингов в город. Генерал Вильсон не забудет нашей услуги.
Все молча смотрели на шаха. Шах кивнул головой.
– Ты прав, Мирза! – сказал шах.
– Ты мудр, великий Мирза, сын великого отца! – повеселев, сказали министры.
Движением руки шах повелел им всем уйти. Министры удалились.
Остались только: принц Мирза-Могул, придворный лекарь Ассан и Мукунд-Лалл, хранитель печати.
Мукунд-Лалл поставил на низкий столик лакированный ящичек с перьями, серебряный сосуд с тушью. Он вопросительно смотрел на лекаря.
– Прикажи, великий падишах, написать письмо Вильсон-саибу, – низко поклонившись шаху, сказал Ассан-Улла. – Я найду способ, как передать твое письмо в лагерь ферингов.
Глава тридцать пятая
ВО ВРАЖЕСКОМ ЛАГЕРЕ
Поздно вечером из Кабульских ворот крепости вышли двое: молодой рабочий оружейной мастерской – Застра – и мальчик-конюх, в белой безрукавке, в желтой чалме и широком поясе, небрежно повязанном вокруг тонкой талии. Инсур проводил их, до самых ворот. На прощанье он положил руку маленькому конюху на плечо.
– Ты смела, Лела, – сказал Инсур. – И ты хорошо знаешь язык саибов.
Он нарисовал на песке извилистую линию холмов, старое русло канала и уходящую на северо-запад узкую черту Курнаульского шоссе.
– Вот! – сказал Инсур, ткнув палочкой в левое крыло лагеря. – Здесь идут какие-то большие работы. Надо узнать, что замыслили саибы.
До старого русла канала, замыкавшего британский лагерь слева, добраться было легко, постройки загородного Птичьего Рынка, хоть и наполовину разрушенные стодневной артиллерийской стрельбой, служили достаточным прикрытием. Но дальше, за Птичьим Рынком, начиналось открытое поле. Конные пикеты противника постоянно разъезжали здесь.
Лела с Застрой пробрались вдоль выбоин в земле, вдоль побитых пулями кустов, и сползли потихоньку в русло высохшего канала, обегавшего лагерь с левой стороны.
Всё было тихо. Они осторожно поползли дальше по высохшему руслу. Сухой бурьян зашуршал у Лелы под рукой.
– Кто идет? – тотчас крикнули где-то близко, на английском языке с туземным акцентом.
На другой стороне канала стоял кавалерийский пикет.
Лела замерла.
Возглас не повторился.
Они ждали долго, потом осторожно поползли дальше.
По правому берегу канала длинным рядом стояли крытые обозные повозки. Лела с Застрой выползли на берег и спрятались между колес.
Проскакал разъезд конных, в красных и синих тюрбанах. Длинные волосы всадников трепались по ветру. Лела узнала резкую раскатистую речь сикхов.
Снова всё стало тихо. Потом несколько человек подошли к повозке. Они уселись на землю с другой ее стороны.
– Завтра придется всё перетаскивать на другое место, – сказал один. – Белуджи пришли.
– Да, тесно стало в лагере. Их больше тысячи человек.
– Послезавтра ждут новый батальон кавалерии.
– Сикхи?
– Нет, кашмирцы.
– Вильсон набрал сюда людей со всей земли.
– Он хочет запереть перед штурмом все выходы из города.
Они замолчали.
– Ползем дальше, Застра! – прошептала Лела.
– Погоди, пусть отойдут, – тихонько сказал ласкар.
Обозные отпрягли волов и увели их к водоему. Лела с Застрой выбрались из путаницы телег. Осмелев, они шли дальше.
Справа дымились костры. Какие-то люди сидели вокруг огня. Пахло дымом, козлятина варилась в больших котлах.
Лела видела туго завернутые чалмы людей, с узлом над правым ухом, их белые халаты с резкой черной каймой, слышала незнакомую гортанную речь.
– Это белуджи, – сказал Застра. – Белуджи-кочевники, я знаю их язык. Ласкар стал слушать.
– Запрем город, – говорил высокий человек в полосатом бурнусе, с кудрявой черной бородой, – обложим его со всех сторон и всех проклятых пурбийцев [16] перережем. Они поносили имя аллаха!..
– Пурбийцы!.. Так они называют индусов Доаба! – взволнованно прошептал Застра. – Их научили саибы!
16
Пурбийцы или „пурби" – так в Белуджистане называют жителей Верхней и Центральной Индии.