Опасный маршрут
Шрифт:
– Война, Адалия Петровна, многих сделала писателями. Мы столько пережили там… на войне. Слишком много пережили. Трудно молчать. Народ должен знать, чего стоит наша победа. Знать и всегда об этом помнить. А книгу, над которой я сейчас начал работать, я хочу посвятить светлой памяти вашего Сани.
– Я прямо не знаю, что и сказать вам… – Адалия Петровна задохнулась от волнения. – Я – мать, потерявшая единственного сына. И вы такой человек, такой человек!..
– Да оставьте вы, ей-богу. Я самый обыкновенный человек, который не забывает дорогих и близких ему людей. И всё. Вот, скажем, я ехал в ваш город собирать
– Спасибо, родной. Спасибо от матери… Вы где же остановились? Небось в гостинице?
– Нет. И как раз я хотел спросить вас: не можете ли вы приютить меня на недельку?
– Как вы можете сомневаться!
– Я не хочу жить в гостинице. Мне надо немного – тихий и скромный угол, чтобы спокойно поработать.
– Мой домик, Григорий Максимович, в вашем распоряжении.
– И вы расскажете мне о Сане. Я ведь его детства совсем не знаю. Когда до войны бывал у вас, бегал тут вот такой… с белыми вихрами. И всё.
– Да, бегал… – Адалин Петровна всхлипнула. – И нет его.
– Нет, Адалия Петровна, он… есть! Он живет в сердцах всех, кто его знал. Он будет жить в моей книге.
– Я вам все-все расскажу о нем. Он ведь и в детстве был удивительным мальчиком. Когда умер мой муж, вы в нашем городе уже не жили?
– Да, я уехал раньше.
– В общем, Саня остался без отца пятнадцати лет. Мы вернулись с кладбища, а он говорит мне: «Мама, не волнуйся, теперь о тебе буду заботиться я, и все будет хорошо, вот увидишь». Я ему сказала…
– Адалия Петровна, – осторожно перебил женщину Окаемов, – вы все это расскажете мне последовательно. Мы посвятим этому все вечера. Идет?
– Хорошо, хорошо… Боже мой, что же это я не спрошу вас, – вы небось с дороги не кушали?
– Не откажусь, Адалия Петровна.
– Я сейчас, сейчас.
– Дайте мне пока почитать фронтовые письма Сани. Можно?
– Конечно! Они вот здесь. – Адалия Петровна поставила на стол деревянную шкатулку и ушла на кухню.
Окаемов открыл шкатулку. Сверху в ней лежали паспорт и пенсионная книжка хозяйки дома. Он быстро просмотрел их и с удовлетворением отметил, что штамп прописки в паспорте был точно такой же, как и в его паспортах, изготовленных в Разведывательном центре.
«Все идет прекрасно, – думал он. – И главное, я на первое время уже имею надежную крышу».
Когда Адалия Петровна вернулась, Окаемов читал Санины письма, согнутым пальцем смахивая непрошеные слезы.
6
На столе была разостлана большая карта города и его окрестностей. Косой луч раннего солнца падал на карту и, отражаясь от ее глянцевой поверхности, слепил глаза склонившимся над картой Астангову и Потапову.
Астангов выпрямился и потер пальцами уставшие от солнца глаза:
– К сожалению, карта не отвечает на вопрос: зачем он сюда прибыл? И чем больше я смотрю на карту, тем больше вижу объектов, которые могут его интересовать. Да, зачем он прибыл? Этот вопрос, пока на него нет ясного ответа, определяет всю суть первого этапа нашей работы.
– Но возможно, что наш город – всего лишь обманный маневр, и он переберется совсем в другое место? – предположил Потапов.
– Не думаю, – помолчав, сказал Астангов. –
Узнав, что Вольский приезжает в институт к одиннадцати часам, Потапов решил повидать его сейчас же, а заодно осмотреть и его дачу.
Дача Вольского находилась на краю поселка, и прямо перед ее воротами начинался сосновый лес. Дача была обнесена высоким, глухим забором, по верху которого тянулась колючая проволока, – это Потапову понравилось. Но совсем не понравилось то, что калитка дачи оказалась распахнутой. Потапов прошел через весь сад до площадки перед домом и здесь увидел Сергея Дмитриевича Вольского. Профессор учил сына ездить на двухколесном велосипеде. Со взмокшей спиной он бегал вслед за вихляющим велосипедом, что-то кричал, ругался, хохотал. Потапов остановился, скрытый кустом георгинов. Ему не хотелось мешать профессору. «Моему еще и трехколесный не под силу», – подумал Потапов о своем сыне и, точно устыдясь этой ненужной мысли, решительно вышел из-за куста.
– Дурачок, ты действуй смелей! Вот так! – Профессор Вольский поставил ногу на педаль велосипеда и хотел уже оттолкнуться, как в это время увидел Потапова. – Вы ко мне?
– Да, профессор. Извините меня, разговор срочный…
Вольский удивленно посмотрел на Потапова и пожал плечами:
– Ну что ж, пройдите на веранду, я только вымою руки…
Потапов поднялся на веранду. В это время сынишка профессора с веселым отчаянием на лице промчался на болтающемся велосипеде мимо веранды и через открытую калитку выехал на улицу. Вынув блокнот, Потапов записал: «Калитка. Мальчик».
– Я слушаю вас. – Профессор Вольский стоял в дверях, недружелюбно рассматривая Потапова, неловко запихивавшего блокнот в карман. – Мы можем разговаривать здесь?
Они сели за круглый стол. Потапов представился, Вольский удивленно поднял брови.
– Возникла необходимость, Сергей Дмитриевич, немедленно усилить вашу охрану, – сухо сказал Потапов.
– По-моему, институт охраняется достаточно хорошо, – сказал Вольский.
– Речь идет и об охране вас лично. И если бы не было для того основания, мы не позволили бы себе вас беспокоить. – Потапова немножко сердило, что профессор слушает его подчеркнуто равнодушно.