Опекун для высшей расы
Шрифт:
Эльфик обреченно вздохнул, смиряясь, что не отстанут, и буркнул недовольно:
– Амнинор.
– Амни? Вот и познакомились...
– Амнинор, - упрямо повторил эльфенок.
– Нет Амни. Амнинор!
– Мал ты еще для такого длинного имени, - фыркнула Акита. Раз капризничает, значит, все у него в порядке.
– Еще бы свое полное имя сказал, с этими вашими заковырками эльлийэлявыми. Или «Ам», или «Амни»...
– Нинор!
– объявил мальчишка. Его чернющие глаза гневно вспыхнули, а пухлые губы зло сжались.
Акита, конечно, могла и «Нинора» сократить, но решила, что и так сойдет.
– Уговорил, будешь Нинором.
Домой ехали молча. Нинор сначала вообще отказался садиться на Каурого. Но потом передумал, залез, только держался всю дорогу за седло сзади. Прикасаться к Аките, даже ради того чтобы не упасть, не стал.
В деревне их появление произвело эффект колокольного звона. Кому хватило наглости выскочить за ворота, те выскочили. Кому не хватило - те выглядывали в окна. И перешептывались, перешептывались, перешептывались... Бедному Нинору еще и куча колющих взглядов в спину досталась.
Но это все мелочи по сравнению со взглядом Соля. Вот уж у кого на лице большими буквами было написано: «На кой ты это из города приволокла, когда у тебя я есть?».
Ладно, от Соля что-то подобное и ожидалось. Гораздо больше Акиту волновала реакция мамы. Но та вышла на крыльцо, долго смотрела на Нинора, а потом развернулась и ушла обратно в дом. Молча.
Соль с мрачным лицом отвел Каурого в стойло, а Акита провела эльфенка к себе в комнату. Приказала сидеть тут и не высовываться. Убедилась, что мальчишка ее понял. Говорил он по-людски плохо, коряво. А вот понимал все.
Даже «шалава», брошенное им вслед одной из старух, понял или по интонации догадался. Но вздрогнул в седле очень ощутимо.
И сейчас нервничал, опасливо поглядывая на дверь. А когда Акита уже собиралась уходить, спросил:
– Второй кто? Ругался...
– Мой брат, Соль.
– Мать одна?
– понимающе кивнул Нинор.
– У меня брат, как твой. Не людь и не эльф.
– Полукровка, - подсказала девушка правильное слово.
– Не эльф, - упрямо повторил Нинор.
– Если бы не он, мама бы жила со мной, в лесу.
– Теперь ты можешь вернуться и жить с ней, если хочешь!
– внезапно разозлилась Акита.
Она тут переживает о нем, нервничает. А этот... чистокровка испачканный... ее брата «нелюдью» обозвал. Своего собственного пусть как хочет зовет, а Соль - нормальный людь, лучше многих! И то, что уши острые, ничего не значит. Людей не по ушам оценивать надо.
– Пусть думает, что умер. Ей легче, - буркнул Нинор, и всю злость у девушки как корова языком слизала. Родной матери легче думать, что сын умер, а он тут вон живой, здоровый...
Акита уселась на кровать, так чтобы вроде и рядом с сидящим в кресле эльфом, и не совсем вплотную. Про себя покрутила вопрос, формулируя так, чтобы звучал понятно и не задел ничем.
Наконец решила, что прямо спрашивать надо, без экивоков всяких.
– Как ты в казармы попал?.. И как давно они тебя?..
Нинор отвернулся и уставился в окно. Помолчал. Потом все же решился:
– В гости пришел. К брату. И тут они... Увидели меня, схватили, через седло - и в казармы. Днем еще.
Акита мысленно вздрогнула - она-то в казармы пришла под вечер. А мальчишка, значит, уже давненько этих дур лядских развлекает. Понятно - увидели новенького, обрадовались. Жди теперь ответного набега от эльфов - они без мести такое не оставят. Не окраинный, лесной мальчик пострадал. Отомстят.
– Твоей матери тебя показать придется. Чтобы не думали, будто мы тебя убили.
– Тогда косу срежут, - Нинор нахохлился и стал еще больше похож на птичку. Профиль тонкий, глаза большие, ушки торчат.
– А я не хочу, - уже со знакомыми интонациями произнес парень.
– Не стоит то, что было, моей косы. Метку, что я теперь грязный, пусть ставят, а косу резать не дам, - и пухлые губы упрямо сжались.
– Значит, издали им тебя покажем, - предложила Акита.
– Но войны из-за твоей косы я тоже не хочу. Сиди, пойду тебе еды добуду.
***
Соль и мать поджидали в засаде прямо в первой клети, той, что еще отец Акиты построил. Вторую клеть уже народ пришлось звать пристраивать, когда Соль подрос. Хорошо, дядя Гош помог. И с третьей клетью он потом тоже помог, только уже не зная об этом. Девушка просто тратила не все деньги, что дядя давал. Откладывала. А потом наняла в деревне мужиков, и они мало того что третью клеть пристроили, так и печь в ней поставили. С тех пор у всех было по отдельной спаленке.
Только Солю не повезло. В его спаленке днем и готовили, и ели, и гостей принимали.
Но у многих в деревне двое на лавке, двое под лавкой и семеро на печи, а у них у каждого свое лежбище. И печки целых две. И корова. И конь. И куры с кролями.
А мужик пока всего один, и тот мелкий.
Вот тетки и злятся - у них так крутиться по хозяйству не выходит. А у Акиты еще и огород есть, и поле маленькое. Давно уже сама вспахала, сама засеяла, сама урожай собрала и на мельницу отвезла. И забор сама построила!
Теперь с полем Соль справляется, а мать в огороде копошится. Все пристроены, все трудятся. Но решает, как жить дальше - Акита. Как бы Соль из себя взрослого ни строил - его даже в бордель не пустили. Так что не мужик пока. Да и потом никто ему командовать не позволит. И дело не в ушах...
– Откуда ты этого ушастого нахлебника притащила?! Парней на деревне мало?
Это мать разошлась. Тихая-тихая, а разобрало от мысли, что эльф в соседях будет.
– Дядя Гош попросил посмотреть, его в набеге взяли и изнасиловали. С утра до вечера. Бабы из стражи.