Опер. Девочка на спор
Шрифт:
И обувь. Конечно же обувь. Плоская подошва, закрытый нос, чтобы в случае чего, было удобно бежать или обороняться.
Подол юбки касается пола в подъезде. Приподнимаю легкую ткань и спускаюсь к такси. Грустно смотрю на припаркованный у подъезда байк, пока он не скрывается из виду. Заламывая пальцы, пытаюсь прикинуть сценарий сегодняшнего дня, чтобы нигде не проколоться.
— Я работаю в частной художественной школе. Преподаю детям дошкольного и школьного возраста, — проговариваю себе под нос.
— Что? — спрашивает таксист, сворачивая во двор,
На следующий же день, после дня рождения съехала от родителей и тайно поступила в Академию МВД.
— Нет, ничего, — качаю головой. — Вот этот подъезд, — указываю мужчине.
Он останавливается. Благодарно киваю и придерживая платье, выхожу на улицу. Еще один вдох. Поднимаю взгляд, пробегаясь по этажам. Побеленные стены с бирюзовыми фрагментами, всегда чистые, светлые подъезды с цветами на подоконниках. Квартиры в этих домах когда-то давали научным и культурным работникам. Моим родителям она перешла от бабушки. Я проводила здесь каникулы, а потом ее сдавали квартирантам.
Здесь сплошь и рядом профессора, музыканты, художники или актеры, часто непризнанные, но это не имеет значения.
Нервно улыбнувшись, поднимаюсь к нашей квартире. Дверь все та же, кнопка звонка, как в моем детстве. Сейчас скорее всего открыто, меня ждут. Дёрнув за ручку, убеждаюсь в своей правоте.
Перешагиваю через порог. Во рту снова пересыхает. Последний звонок до начала спектакля и…
— Ивушка приехала! — восклицает мама, услышавшая, что я вошла. Раскинув руки, идет обниматься. — Моя девочка, — касается щеки. — Тебе так идет это платье, — искренне восхищается она, с сожалением глядя на короткие волосы. — Пойдем скорее, тётя Валя очень хочет на тебя посмотреть.
А я на нее не очень. Не самая приятная и тактичная женщина в окружении родителей.
Вхожу в просторную гостиную. Здесь за много лет тоже ничего не изменилось, разве что за исключением дивана, стола и пары кресел. К ним время оказалось безжалостным.
— Здравствуйте, — тихо приветствую тётку.
— Ива, — она оглядывает меня критически. — Зря не отращиваешь волосы. Это достоинство и красота женщины. Что за мода сейчас? — вздыхает она. — Делать из себя нечто неопределенного пола. Если бы не платье, сзади я могла бы подумать, что передо мной мальчик.
— Зачем ты так, Валь, — вступается мама. — Ей идет.
— Я не говорю, что не идет. Хороший, смазливый мальчик, — хохочет, считая, что остроумно пошутила.
— Привет, пап, — машу рукой часто молчаливому преподавателю истории в профильном столичном университете.
Мама же у меня скорее творческая личность. Раньше она служила в театре, а сейчас работает экскурсоводом по историческим и культурным местам Москвы.
А кто же я?
Переступая порог этого дома, я — хорошая девочка, послушная, правильная, пережившая трагедию, проработавшая её с психологом еще много лет назад и научившаяся жить дальше.
Они правда совсем ничего обо мне не знают. Мама любит хвастаться моим дипломом из педагогического, даже не догадываясь, что он был куплен через ребят, с которыми я училась в Академии.
— Как там твои детки, Ивушка? — спрашивает мама, разливая по чашкам чай.
— Какие? — подтормаживаю я.
— Ученики, — улыбается она.
— А, да, точно, — смеюсь, держа ладони на коленях и выпрямив спину. — Все хорошо. Талантливые малыши, — сочиняю на ходу.
— Покажешь нам их работы? Я так люблю смотреть, как рисуют детки, — просит мама.
— Ну, мам, я же приехала отдыхать. Давай не будем о работе, — прошу ее.
— Ива, у тебя кто-то есть? — начинается бесцеремонное вторжение тёти Вали. — Мужчина, я имею ввиду.
— Есть, — киваю ей. — Тагир.
— Тагир? — перекашивает тётю. — Кто он по национальности?
— О, его родственники давно перебрались сюда из США, — и даже совсем не лгу.
Стаффы действительно выведены именно там. Полное название породы — Американский стаффордширский терьер
— Откуда тогда такое странное имя? Ну, да бог с ним. А почему он не приехал с тобой? — продолжается допрос.
— Работа, — пожимаю плечами. — Это у меня выдался выходной.
— Работа, — вздыхает тётя Валя. — Девочка, а вы планируете свадьбу, внуков нам в конце концов? Тебе уже двадцать пять. Еще пара лет и современная гинекология запишет тебя в старородящие.
Крепче сжав фарфоровую чашечку с чаем, внутренне взрываюсь и растекаюсь кипятком. Какие на хрен дети?! Она серьезно? После того, что случилось со мной в детстве, она действительно считает, что я задумываюсь о детях? Чтобы потом однажды такая вот тварь с членом между ног решила над ним или ей надругаться? Не-е-ет… Нет, черт возьми! Я не хочу рожать в мире, где существуют такие монстры. И не знаю, смогу ли. Если нет, это даже к лучшему.
— Ива, — до меня доносится голос папы.
Оглядываюсь, ищу в себе способность снова улыбаться.
Тётка ведь все знает. Но основной удар приняли на себя родители. У мамы был долгий шок. Она отказывалась верить в случившееся и пыталась жить, будто ничего не произошло. Потом был откат. Страшные истерики по ночам. Крики, лекарства, кардиологи, психологи.
Когда её отпустило, она решила лепить мою жизнь с нуля. Вся семья сменила фамилию, мы окончательно перебрались в эту квартиру, я пошла в другую школу, художку. Именно мама хотела, чтобы я преподавала как отец и могла применять свой талант художницы. Поэтому у меня есть и легенда, и диплом.
Если она узнает, что я служу опером, гоняю на байке, курю и иногда пью что-то крепче кофе, её сердце может не выдержать. Тринадцать лет назад оно стало сильно барахлить.
— Все хорошо, папа, — делаю пару глотков остывшего чая и беру печенье из вазочки. — Тёть Валь, мы с Тагиром сами решим, когда окажемся готовы к детям, — мягко отвечаю тётке.
— Сами они решат! — закатывает она глаза. — Вижу, я как вы сами решаете? Сколько ты с ним встречаешься?
— Почти год, — прикидываю, когда забрала стаффа из питомника.