Операция «Дозор»
Шрифт:
— Багров — ладно! Багрова мы знаем давно, как злостного…
— Ого! — Санька сел прямо и, будто откровенно восхищается, уставился на нее. — Сила!
— Вот будет тебе — сила! — не выдержала взятого тона и разозлилась Ленка. — Вот дадим тебе. И родителям напишем!
— Яковлева! — расстроенно сказала Орионовна. — Яковлева!
Ленка сделала паузу, закусила губы, закрыла глаза.
— Артистка! — снова восхитился Санька.
Пантелей будто и не слушал ничего, замкнулся. Чем яростнее будут разбирать его, тем яснее несправедливость наказания
Ленка между тем собралась с силами:
— А Багров, как дикарь, разукрасил себя. Про него не только родителям, но и в школу написать надо!.. А ты, Янцевич? Как ты мог, Янцевич? Скольким детям не дают путевок — мало их. А тебе дали. А ты? Подумал ты об этом? О воспитательнице и вожатом подумал? О маме подумал?
Пантелей почти то же самое говорил Мите, но Ленкины слова вызвали резкую неприязнь.
— Не смотри на меня так! — Ленка не выдержала взгляда Пантелея и отвернулась. — Никогда не видал меня?
— Очень нужно, чтоб я тобой любовался!
Мохнатые глаза Капы опустились: ей совестно было слушать, эту перебранку.
Пантелей еще больше разозлился на Ленку:
— Упражняешься тут в красноречии!
Капа встала, ожидающе посмотрела на Орионовну.
— Говори, Довгаль, — разрешила воспитательница.
— Ты, Лена, не о поступке Янцевича думаешь, а о себе, о том, чтобы самой выглядеть примерной.
— Я — эгоистка? — глаза у Ленки стали круглыми.
Капа даже не взглянула на нее:
— Янцевичу и так плохо, и хватит о нем. А Кондрашин и Багров достаточно взрослые, чтобы понимать, насколько они виноваты.
Капа опустилась на свое место.
— Это все? — удивилась Орионовна.
— Все, — в свою очередь, удивилась Капа.
— Значит, пусть они сами себя обсуждают, сами воспитательные меры принимают и сами контролируют себя?
— Сами, — сказала Капа.
— Ну знаешь ли… — растерялась Орионовна.
По рядам прошел шелест — собрание принимало неожиданный оборот.
Митя поднял руку:
— Мне можно сказать?
— Ты еще получишь слово, — в свою очередь, недовольно промолвила Орионовна.
— Мне сейчас нужно…
Орионовна кивнула: что с вами поделаешь?
— Конечно, я виноват, — начал Митя. — Но я не о себе. О себе потом, когда дадут слово, в свою очередь, — голос Мити упал до едва слышного. — Не надо Кондрашина ругать. Он схитрил и помешал мне уйти. Я не обижаюсь на него. И считаю, что его осуждать не за что…
— Ух, хитер! — протянул Олег.
— И тебе дать слово, Забрускин? — с надеждой спросила Орионовна.
— Что я скажу? — не вставая, произнес Олег. — Мне тут не все понятно…
— Для того мы и собрались, чтобы во всем разобраться! — наседала Орионовна. — Что тут может быть непонятного?
— Темнят они… Именно Янцевич убежал, именно Кондрашин задержал. Обдуривают нас…
— Я, честно, к маме хотел, — Митя прижал руки к груди. — Я не обманываю,
— Не знаю, не знаю, — Олег подмигнул Саньке. — А полковник явно пошутил…
— Какой еще полковник? — Орионовна оглядела ряды.
— Я имею в виду нашего полковника Багрова…
Раздался смех, но Олег невозмутимо продолжал:
— Он пошутил. Конечно, неудачно пошутил, но это бывает…
— Дружка выгораживаешь! — крикнула Ленка Чемодан. — Кто-то же помогал ему! Не ты ли?
— Я все сам! — поспешил Санька.
— И на спине — сам? — Ленка оглядела ребят: уверена была, что сразила Саньку.
А он завел руку за спину, почесал между лопатками:
— Смотри, куда достаю?
Рука запрыгала за спиной, доставая любую точку.
— И левой можешь? — заинтересовался Валерий Васильевич.
— Как правой! — Санька демонстрировал свою гибкость, ребята позабыли о собрании, повскакивали, увлеченные этим цирком.
— Без фокусов! — потребовала Орионовна. — Какие вы все разбросанные, не можете на главном сосредоточиться… Как же с вами на заставу идти?
Это подействовало — установился некоторый порядок.
— Мы будем!.. — начал Бастик Дзяк.
Ребята мгновенно подхватили:
— Отлично работать!
Орионовна улыбнулась и спросила:
— А с этой троицей что решим?
— Поручить выдирать траву на линейке, — жестко заявила Ленка. Ее не поддержали.
— Взять их с собой. Они больше не будут!
Так предлагало большинство.
— Не буду! — сказал Санька и ударил кулаком в грудь.
— Не буду! — сказал Митя.
— В работе с любым посоревнуюсь, — сказал Пантелей.
— И все-таки предложение Яковлевой стоит обдумать, — сказала Орионовна. — Слова словами, а нарушение остается нарушением…
Что-то зловещее было в этом повторении: нарушение… нарушением.
Оно даже приснилось Пантелею, хотя Орионовна перед отбоем объявила, что завтра всем быть не в парадном, но обязательно с галстуками…
Еще там, на собрании, Пантелей благодарно подумал: Капа умеет так вступиться за товарища, что тот не чувствует себя слабеньким и обиженным. После ее слов ощущаешь силу, потому что она не то чтобы защищает своего, а добивается справедливости.
Теперь, припомнив собрание, он уверенно отметил: слова Капы и другим ребятам помогли правильно отнестись к прославленной троице, не наказывать бессердечно — не лишать „дня границы“. И на воспитательницу должно было подействовать то, как говорила, как держала себя Капа. Такой она настоящий человек, Капа Довгаль. Вот с кем делать большие дела! Вот кому раскрыть бы свою тайну! Вот с кем бы на пару подготовить и провести операцию… Операцию… Стоп, а как называется эта операция? О названии он не позаботился, а зря. Надо сейчас определить. Операция „Шпион“? Коротко и — слишком открыто. Операция „Разведчик“? Красиво и неправильно. Операция „Дозор“? „Дозор“… „Дозор“… Так, хорошо. Он выходит в дозор и, обнаружив нарушителя границы, задерживает его…