Операция «Гадюка» (сборник)

Булычев Кир

— Почему же вы это скрыли от других? — спросила Калерия.

— Потому что все будут смеяться или решат, что я сошел с ума. Я не думаю, что и вы мне поверите.

— Рассказывайте, — попросила Калерия.

Она кинула короткий взгляд на меня. И хоть мы работали вместе меньше года, я прочел ее взгляд: «Хороший мальчик. Мне хочется ему верить».

Я кивнул.

— Может, кофе хотите? — спросила Тамара, которая держалась на заднем плане, и на звук ее голоса камера метнулась, отыскивая источник голоса.

Егор покачал головой.

— Я лучше сначала расскажу.

— Что же случилось?

— У меня есть знакомая, — начал Егор. — Она моложе меня. Я в этом году кончаю университет, мне двадцать два. А Люсе

всего восемнадцать. Я думаю, что девятнадцати еще нет. Но это не играет роли. Мы с ней знакомы шесть лет, после того, как вместе попали в одну историю.

Вдруг Егор замолчал и с недоумением обернулся к Калерии, будто забыл, о чем шла речь.

— Может, вам неинтересно? — спросил он.

Калерия ничего не ответила, но по ее глазам Егор понял, что все сказанное им интересно и важно.

— Давайте успокоимся, сядем поудобнее, — попросила Калерия, — и начнем с самого начала, ничего не пропуская.

— Но с самого начала слишком долго рассказывать.

— Тогда вы начните говорить кратко, не вникая в детали. А когда нам станет интересно, мы попросим вас рассказывать подробнее.

Егор ответил не сразу. Он как бы раздумывал, стоит ли вообще с нами связываться. Но так как иного пути у него не было, пришлось смириться.

— Вы правы, Калерия Петровна, — сказал он наконец. — Только учтите: я буду говорить чистую правду.

— Мы не сомневаемся, — ответила Калерия.

— А если неправду, — вмешалась Тамара, — то я с первого мгновения вижу ее насквозь. Можете попробовать, меня девочки с собой на ответственные объяснения берут.

Егор игнорировал высказывание Тамары.

— Шесть лет назад, — сказал он, — то есть шесть лет и три месяца, точно под Новый год, у меня случилась одна неприятность…

Час за часом мы снова выслушивали исповедь путешественника в тот мир. Порой Калерия останавливала запись и прослушивала отрывок вновь. Я также имел на это право, но почти не пользовался им.

Часам к десяти вечера мы добрались до конца первой главы печальной повести, которая, казалось бы, завершилась вполне благополучно.

Потом был перерыв, я сбегал на перекресток, где круглосуточно торговала палатка с гамбургерами и пивом. Мы перекусили. И в половине двенадцатого включили другую кассету.

Чехонин вновь возник на экране. На этот раз он был в пиджаке. Куда-то делась из уха сережка.

— Теперь, — произнес он, почесывая кончик носа, — когда вы знаете, что мы с Люськой пережили шесть лет назад, я расскажу вам продолжение этой истории. И вы поймете, почему я к вам пришел. Именно к вам, в Институт экспертизы.

— Мне сейчас интереснее узнать, почему вы не пришли раньше, — спросила Калерия.

— Стыдно было, — сразу ответил Егор. Видно, он сам себе не раз задавал этот вопрос и достойного ответа так и не отыскал. Поэтому приберег ответ-уловку. Нет, не для того, чтобы обмануть человечество. А для того, чтобы утешить себя, оправдаться в собственных глазах. — Я даже как-то начал рассказывать Сергею, это мой друг. Он меня спросил, где я пропадал весь день первого января, когда родители чуть с ума не сошли. Я сказал ему, что был в мире, куда попадают плохие мальчики. Что есть другой мир, не наш, он как бы существует рядом… Ну, вы сами можете поставить себя на мое место и поймете, как трудно рассказывать правду так, чтобы в нее можно было не то чтобы поверить — выслушать до конца.

— Друг вам не поверил?

— Он попросил придумать что-нибудь пореальнее.

— Вы не обиделись?

— А чего тут обижаться. Я бы тоже так сказал.

— И что было дальше?

— Дальше все начало забываться. Я учился, у меня были свои проблемы. А мир без времени — это же сказка, это сон, очень похожий на действительность, вы меня понимаете?

— Наверное, да, — сказала Калерия.

У нас было выработано соглашение: если мы ведем с кем-нибудь беседу, то вопросы задает

Калерия, подает ремарки Калерия. Мы, остальные, — лишь фон разговору. Бывают ситуации, когда, высунувшись не вовремя, можешь все погубить.

— У меня был Люськин телефон, — продолжал Егор. — Сначала я ей звонил. Ну, вы понимаете… я беспокоился, как у нее дома. Она мне тоже звонила иногда. Раза три. Ничего не просила, так просто звонила, по настроению. Но если спросишь, надо ли помочь, нет ли у тебя неприятностей, она сразу смущалась и говорила — все хорошо, все замечательно, я кончила восемь классов, поступила в техникум, надо ведь иметь специальность? «В какой техникум?» — спросил я, а она сказала: «В книготорговый. Может, это не самая выгодная специальность, но я подумала, тебе понравится, что я поступила в книготорговый. Ты придешь когда-нибудь в «Академкнигу», ученый, бородатый, а я за прилавком стою. Вот обрадуешься…» Я понимал, что с деньгами у нее по-прежнему трудно и мать пьет и водит мужиков. Впрочем, я точно не знаю. Мы не обсуждали. А тут, в прошлом году, мы с ней встретились в метро. Ведь живем неподалеку. Я не узнал ее. Она тогда, в первый раз, была жалкая. Понимаете? А теперь — даже не подумаешь, что ей всего восемнадцать. Я даже не узнал ее. Она ко мне подошла и спросила: «Егор, ты меня забыл?» Тут я узнал и просто ахнул. Я, помню, пошутил, что ей пора устраиваться в фотомодели. Она даже не улыбнулась. Она ведь серьезный человек. Она говорит: «Я техникум кончаю и буду в магазине работать». Как будто это исключало другие занятия. «А что нового?» — спросил я. Она ответила, что ей звонили. Кто звонил? «Наверное, оттуда». Тут я просто остолбенел. Разве можно звонить оттуда? А она говорит, что не уверена, конечно, но кто еще мог звонить?

Егор говорил медленно, тщательно, как на трудном экзамене, стараясь не пропустить ничего важного. Наверное, таких свидетелей ценят в милиции.

…Люся с Егором вышли из метро и сели на лавочку. Они проговорили довольно долго. И Люська рассказала Егору о странных вещах, которые с ней творились.

Наверное, встреча в метро была счастливым случаем. Иначе могло бы статься, что Егор ничего бы не знал о Люське. До сих пор.

В последний год Люська три раза получала по почте денежные переводы. Не очень большие, рублей по сто. Она сначала удивилась, пыталась узнать от кого, но на почте ничего не могли сказать, кроме того, что переводы отправлены с Центрального телеграфа. Она сказала матери, мать взяла деньги себе и сказала, что, наверное, деньги посылает тетя Нюша из Костромы. Ее сестра. Деньги мать пропивала, Люське ничего не доставалось. А потом пришла посылка с вещами, и Люське страшно влетело от матери. Честное слово — с вещами, очень модными, правда, все коротко и мало. Мать, как увидела посылку, решила, что у Люськи появился мужик. Она все грозилась дочку убить, плакала, что судьба ее наказывает за то, что раньше не была строга и сама не подавала доброго примера. Мать снесла вещи в комиссионку, и оказалось, что они дорогие, дороже, чем они с мамой думали сначала.

Люська ломала голову, кто бы мог быть благодетелем, хоть от него одни неприятности. Она даже позвонила Егору и спросила, как у него жизнь, может, стал богатым. Егор только засмеялся, и по голосу Люська поняла, что он не врет.

И тогда, перебрав всех возможных благодетелей, Люська стала думать о том, другом мире. Ей хотелось посоветоваться с Егором, но она не стала. Тот мир для нее был вроде железной двери в замке Синей Бороды. Войдешь — погибнешь. Тот мир вызывал в ней такой холодный, сжимающий сердце страх, что даже во сне он никогда ей не снился. Мать не знала ничего и даже не замечала, что Люська после того путешествия готова простить ей любую глупость и даже подлость, потому что в нашем мире можно ругаться и потом прощать. Потому что все вокруг меняется и можно ощутить ход времени, как удары пульса. Время тикает, значит, мы живы!