Операция «Гадюка»

Булычев Кир

– Чертов доктор, – сказал Майоранский. – Попался бы он мне в руки, когда я заведовал лабораторией.

Они пошли по асфальтовой дорожке к желтеющему шагах в ста впереди фонарю.

Егор подождал, пока они отойдут метров на сто.

– Знаешь, куда они идут? – спросила Вера.

– В Максимово, – уверенно сказал Егор.

– Вот и не угадал. Это называется совхоз имени Максима Горького.

– Ах, черт! – сквозь зубы прошипел Егор. – А я им сообщал – Максимовка! Наверняка они не нашли!

– А что в вашем Максимове? – спросила девушка.

Светать

еще только начинало, так что Егор видел силуэт Веры и мог лишь оценить, что она, оказывается, стройная и прямая – разве догадаешься, когда она в шинели?

– Я думаю, что военное биологическое предприятие, – сказал Егор. – У них цель – каким-то образом выпустить этот яд или газ на волю, чтобы отравить как можно больше людей, в идеале – всех людей на Земле.

– Ой, какой ужас! Ты уверен?

– Поэтому я за ними и примчался к вам.

– Что значит – к вам?

– Я объясню, только это трудно понять, потому что ты подумаешь, что я псих или ты с ума сошла, – в общем, вернее всего, ты мне не поверишь.

– Тогда я тебе скажу, – прошептала Вера. – Я корреспондент «Московского комсомольца». Знаешь такую газету?

– Желтая пресса.

– Когда желтая, а когда нормальная. По крайней мере мы никого не боимся. У нас были сигналы. А потом мы получили доступ к некоторым документам...

– О чем документы?

– Существует параллельный мир – теперь ты не смейся!

– Говори.

– Существует параллельный мир. В ФСБ и еще какой-то службе безопасности об этом знают, не считают информацию идиотической и даже смогли объяснить таким образом исчезновение некоторых людей. Чего молчишь?

– Смотрю по сторонам, – ответил Егор.

Он пытался запомнить дорогу, как Мальчик-с-пальчик в кармане великана.

По сторонам улицы шли деревенские домики, потом они кончились, и их сменили двухэтажные бараки.

Света в домах и бараках не было – видно, рано.

В одном из дворов забрехала собака, но негромко, словно понимала – нельзя будить людей в такой ранний час.

Белая табличка, прибитая к штакетнику, казалась голубой в рассветной мгле. На ней было написано «2-я Советская ул.».

Улица была освещена скупо – фонари встречались через сто метров, между ними господствовала синь.

Две фигуры, быстро шедшие впереди, вдруг исчезли.

Повернули направо.

– Смотри, как бы не упустить, – сказал Егор.

– Я профессиональная журналистка, – ответила Вера, – поэтому, пока ты бегал за своими друзьями, а потом в милицию, я узнала от людей, что семьдесят второй автобус, в который они сели, идет в совхоз имени Максима Горького, но это ничего не значит, потому что совхоз – обманка для шпионов. На самом деле дорога ведет дальше, к Зиханам-1. А это – закрытое территориальное образование. Химическое предприятие.

– Понятно, – сказал Егор.

– Ничего тебе не понятно, – ответила Вера. – Потому что дорога тут не кончается, а ведет в лес, в ГИТОС.

– Это что?

– ГИТОС – это Государственный институт технологии органического синтеза. Или Зиханы-2. Раньше он назывался филиалом НИИ органической химии и технологии, а еще раньше – филиал № 14 почтового ящика 47. Вот это и есть центр всего живого и неживого.

– Понятно, – повторил Егор.

– Но самое главное начинается дальше – еще семь километров лесом.

– А там что?

– А там Зиханы-4, военный город Министерства обороны, полигон в двадцать гектаров, военный НИИ. Мобильная бригада быстрого реагирования, воинская часть № 534697. Город на четыре тысячи человек...

– А Зиханы-3? Ты пропустила Зиханы-3.

– Может, его и не было.

– Как ты все запомнила? Неужели со слов этого шофера?

– Нет, мне пришлось заниматься захоронением отходов химического оружия. Многого мы не добились, но кое-где я побывала. И документы видела. Ведь беда здесь в том, что нет средств содержать эти городки, но в то же время нет средств, чтобы уничтожить все эти десятки тысяч тонн страшно ядовитой гадости, которой достаточно, чтобы трижды истребить все живое на Земле.

– И у американцев, конечно, тоже есть? – Егор удивился вспышке собственного патриотизма.

– Молодец, – оценила его патриотизм Вера. – Смело, товарищи, в ногу. Кстати, разговор идет об этой базе. Она законсервирована. Разработки не ведутся, склады недоступны для злоумышленников.

– Речь идет о военных Зиханах?

– Нет, там есть народ, и там есть бригада, сведенная до двух рот, там есть население. Военные не уверены, навсегда ли запрещено химическое и биологическое оружие. А вдруг снова позовут штурмовать дворец Амина? Ты знаешь про Амина?

– Все ясно – я инопланетянин, – сказал Егор.

– Не отшутишься. Ты из параллельного мира, на тебе это написано. Я же не первую неделю здесь ошиваюсь. И твои жмурики тоже из параллельного мира. Ты мое везение, ты моя карьера.

– Вера, помолчи, – сказал Егор, – они опять куда-то повернули.

– Они не хотят попасть на военный полигон, – сказала Вера. – Чует мое сердце, что направились они на законсервированный объект Зиханы-2.

Над полем ползли рваные слои тумана, похожие на японский гриб, который раньше было принято держать в домах. Гриб жил на подоконнике, испражнялся в воду, и она приобретала своеобразный кислый вкус. Пили всей семьей, включая невинных детей. Потом кто-то сообразил, что грибы канцерогенные, они из домов исчезли, и Егор так и не узнал, есть ли такие грибы в Японии.

В тумане по пояс шагали две фигурки – химики Берии.

– Не спеши, – сказала Вера, – если мы тоже пойдем по открытому месту, есть опасность, что они нас увидят. Давай подождем. Эта дорога тупиковая – им некуда идти за Зиханы-2.

– Я посижу? – спросил Егор.

Ноги страшно устали, просто отваливались. Тошнило.

– Тебе наш воздух вреден? – спросила Вера.

– Это и мой воздух, – обиделся Егор.

– Ладно, тогда объясни. И поверь, что моя голова устроена нормально, в смысле я могу переваривать любую сумасшедшую информацию. Я к этому готова. Я, кстати, два месяца в Чечне в плену была, без света и в наушниках.