Операция «Хамелеон»

Коршунов Евгений Анатольевич

Петр вскинул глаза: в голосе фотографа ему почудилось что-то странное. Но лицо гвианийца было абсолютно бесстрастно, лишь в глазах мелькнул огонек и тут же погас.

— До свидания, — сказал он.

— До свидания.

Петр взялся за ручку двери. Парни встали.

— Вы едете к «Сентралу»? — спросил один из них, тот, что повыше.

— Подвезете? — уверенно сказал второй, как о деле уже решенном, и шагнул к Петру.

Хозяин поспешно отвернулся и скрылся за дверью фотолаборатории.

Мозг

Петра работал лихорадочно:

«Еще одно приключение? Кто они? Враги? Ерунда! Просто сдают нервы».

Он кивнул — и парни вышли следом за ним. Высокий по-хозяйски открыл переднюю дверцу и сел вперед — рядом с Петром. Второй пристроился на заднем сиденье — прямо за спиной Петра.

«Во всяком случае, убивать меня им расчета нет, — думал Петр, выводя машину из старого города. — Это наделало бы слишком много шума».

Улица по мере приближения к площади Красильщиков становилась все темнее и темнее. Здесь почти не было прохожих, и торговки.

Лишь луна освещала улицу и площадь холодным голубым светом, и в этом свете все приобретало странную, прозрачную ирреальность.

И когда в проеме крепостных ворот прямо перед радиатором «пежо» вдруг выросла фигура слепого нищего, Петру в первое мгновение она тоже показалась нереальной.

Но нищий упрямо шел на машину — прямо посредине дороги, и обогнуть его было нельзя: ворота были слишком узкими.

Петр выжал сцепление, притормозил, но рычаг скоростей переставил на вторую позицию. Машина сбавила скорость, но не остановилась.

— Не останавливайтесь! — вдруг резко крикнул над самым ухом Петра сидевший рядом с ним парень. — Не останавливайтесь!

Петр от неожиданности отпустил педаль сцепления. Нога вдавила акселератор. Машина с ревом прыгнула вперед. И в тот же миг нищий с руганью отскочил назад и в сторону. Его рука выхватила из лохмотьев что-то блестящее, и… боль ударила Петра сзади, чуть ниже уха показалось, что голова раскололась на тысячи огненных осколков.

Он успел заметить, что из темноты на машину набегали какие-то люди. И изо всех сил надавил на акселератор.

Машина остановилась лишь метров через пятьсот.

— Прорвались.

Сосед по сиденью перевел дух и нервно засмеялся:

— Вот она, Гвиания!

— Бастарды! — выругался тот, кто сидел сзади. — Ты кого-нибудь узнал?

— Нет.

Парень, сидящий впереди, дотронулся до плеча Петра:

— Как вы… о'кэй?

Петр с трудом повернул голову:

— Не знаю.

Он зажег в кабине свет. Голова гудела. Он чувствовал, как ниже уха начинает вздуваться опухоль, как она ползет вниз — на шею, сковывая движения. Он дотронулся до этого места рукой. Пальцы сразу же стали липкими от крови.

— Кровь! — тревожно сказал сидящий сзади.

— Сволочи! Чем они его? — спросил высокий.

Они разговаривали, как будто бы Петр был неодушевленным предметом.

Сидящий сзади пошарил по сиденью, по полу.

— Вот. Консервная банка с песком…

Высокий усмехнулся:

— Известный способ!

Петр тронул машину: это его уже начинало бесить. Свет в машине все еще был включен, и, скосив глаза, Петр заметил, что из отдувающегося брючного кармана высокого торчит кусок велосипедной цепи.

Парни опять замолчали, но Петр чувствовал, как пристально вглядываются они в темноту улиц, по которым он гнал машину.

— Стоп! — сказал высокий, когда они подъехали к воротам «Сентрала». — Мы выйдем здесь. Спасибо.

И когда Петр остановил машину, он наклонился к нему, весело подмигнул и вполголоса сказал:

— До свидания, товарищ!

Петр все еще крутил головой, когда, оказавшись уже вне машины, парни вдруг поклонились в пояс и громко заорали, как орали нищие на улицах Каруны:

— Да поможет тебе аллах, батуре! Добрый ты человек, батуре!

И пропали в темноте.

ГЛАВА 32

Петр все еще сидел в кресле с кусками льда, завязанными в платок и приложенными к затылку, куда угодила банка с песком, когда в его номере зазвонил телефон.

Он с трудом повернул голову и взял трубку.

— Алло!

На том конце провода молчали.

— Алло! — повторил Петр. — Ну говорите же!

Опять молчание. Петру было слышно, как кто-то прерывисто дышал. И Петру, несмотря на боль, стало вдруг смешно; он рассмеялся прямо в трубку:

— Ну и черт с вами!

— Товарищ… Николаев? — заговорила трубка голосом Гоке… — Это… вы?

В голосе была растерянность.

— Вы… дома?

— Гоке, а как бы я с вами мог говорить, если бы меня не было?

— Прошу прощения, — вдруг вмешался другой голос, сухой, официальный. — Телефон отключается на час. Как предупреждение, что до забастовки осталось три дня. Извините за причиненные неудобства.

Телефон щелкнул и онемел.

— Однако…

Петр на минуту даже забыл про рану:

— Здорово они разворачиваются!

Но рана сейчас же напомнила о себе тупой, ноющей болью.

Петр нажал кнопку, вызвал стюарда и заказал еще льда.

Фотокопии письма доктора Смита лежали перед ним на туалетном столике. Чтобы забыть о боли, Петр еще раз принялся перечитывать неровные строчки.

В дверь постучали.

— Войдите, — крикнул Петр, ожидая увидеть стюарда с новой порцией льда. Но в комнату вошел Роберт Рекорд.

Теперь он был совершенно трезв — по крайней мере, держался твердо и уверенно.