Операция «Хамелеон»
Шрифт:
Атари вернулся в Бинду и заперся у себя в доме. Несколько лет он не показывался в городе, работая днем и ночью, и достиг удивительного мастерства чеканки. Он стал главой чеканщиков, но каждый год — в средние дни поста — тот человек, что спас ему жизнь, приходил за выкупом.
Мулла вздохнул.
— Обо всем этом я узнал только вчера, когда мои новые друзья, — старик опять кивнул на Роберта и Стива, — уговорили меня прилететь в Бинду на маленьком самолете, таком же, какой есть у нынешнего султана Каруны.
В ту ночь, когда Атари умер, вместе с ним был и человек, спасший
Когда они разговаривали, пришел южанин, тот самый, который сейчас, как трусливый пес, бежал отсюда. Он хотел поговорить с Атари о каком-то важном деле. — Мулла презрительно кивнул на дверь за своей спиной. — Старик взял деньги и попрощался с Атари. Но к старости многие становятся очень любопытными. И он стал подслушивать за дверью. Южанин ругал Атари за то, что он рассказал о смерти Мак-Грегора Стиву Коладе, который помогает белому маламу. Он говорил, что все белые — презренные собаки. Что нельзя верить никому из них. И если белый малам что-то вынюхивает в нашей стране, пусть он делает это без нашей помощи.
Атари рассердился и сказал, что человек так говорить не может, что Гоке дьявол. Он велел ему уходить и пригрозил, что утром расскажет белому маламу, как найти в Каруне человека, больше всех знающего о падении Каруны. Атари знал, что я хранил списки таких писем, и знал, что я жив.
Мулла помолчал:
— Потом был шум… и южанин ушел. А старого Атари нашли мертвым…
Старик опять замолчал. В зале стояла жуткая тишина. Потом мулла вскинул руки:
— Все, что я рассказал, чистая правда. Аллах свидетель, что я был вчера в Бинде и человек, которому Атари много лет платил за свою жизнь, рассказал мне о смерти моего бедного друга.
Голос его зазвенел ненавистью:
— О аллах! Покарай тех, кто направлял руку убийцы!
Звонок телефона на столике прозвучал как взрыв.
Чиновник, с опущенной головой сидевший в кресле, поспешно схватил трубку. И по мере того как он слушал, на лице его появлялось все более злорадное выражение.
— Йес, сэр! — почти выкрикнул он, кладя трубку на аппарат и вскакивая. — Леди и джентльмены! Распоряжением президента пресс-конференция закрывается!
ГЛАВА 37
Самолет садился в Шереметьеве. И Петр, не отрываясь смотрел в иллюминатор. Внизу плыли снежные равнины, темнели расплывчатые пятна лесов, бежали тонюсенькие ниточки дорог. Это была Россия, Раша, как говорили гвианийцы.
— Раша, — вслух произнес Петр и устало закрыл глаза.
А ведь еще ровно сутки назад он сидел в просторном стеклянном зале международного аэропорта в Луисе и в последний раз пил холодное гвианийское пиво.
И теперь память, как неопытный киномеханик, прокручивала ленту-фильм, в котором части были безнадежно перепутаны. Но у Петра не было сил, чтобы найти нить логической последовательности и ухватиться за нее, выстроить события по порядку.
…На следующий день после пресс-конференции министерство внутренних дел объявило, что снимает с мистера Николаева обвинения в подрывной деятельности.
Об
Разъяренный полковник прямо из президентского дворца кинулся было к верховному комиссару Великобритании сэру Хью, в посольство. Он был готов драться до конца в этой уже проигранной игре! Впрочем, он знал, что сэр Хью не поддержит его. И, развернув машину у самого посольства, Роджерс погнал ее по дороге в Дикойи. Сегодня он действительно хотел полного одиночества: проигравший разведчик не нуждается в утешении и сочувствии.
А через неделю было объявлено, что полковник Роджерс уезжает в годичный отпуск «для поправки здоровья». На его место — шефа разведки Гвиании — назначается гвианиец бригадир Нжоку.
Это было последним сообщением правительственной радиостанции. Ее сотрудники присоединились к всеобщей забастовке, уже охватившей всю страну.
Затем в советское посольство поступила официальная бумага, в которой приносились извинения за «прискорбный инцидент и выражалась надежда, что мистер Николаев внесет достойный вклад в дело изучения истории Гвиании». Бумагу эту привез сам Прайс.
Прайс заявил, что ему поручено, кроме всего прочего, довести ее содержание до сведения самого мистера Николаева.
И вот они встретились в приемной посольства.
Сегодня Прайс был трезв и торжественен. Его полицейская форма, как всегда, была в безукоризненном порядке. Сухо поздоровавшись, он торжественно изложил цель своего визита, пересыпая речь архаическими выспренними оборотами и выражениями, половину которых Петр так и не понял.
После того как формальная часть визита была закончена, Прайс удовлетворенно улыбнулся.
— Ну вот, мистер Николаев, — проговорил он. — Считайте, что вам повезло.
— С вашей помощью, — шутливо согласился Петр. Прайс стоял перед ним — высокий, нескладный старик.
— Да, вам действительно повезло. Обычно я никогда не оставляю ключей в машине!
Он подмигнул, и, глядя на его довольное лицо, Петр улыбнулся в ответ.
Это привело Прайса в еще более приятное расположение духа:
— Вы мне не верите? А между тем вас можно было бы выслать хотя бы… хотя бы за похищение полицейского автомобиля.
Он довольно осклабился:
— Да, да, я старая полицейская лиса, и не вы первый попадаетесь на мои маленькие хитрости. Кстати, позвольте мне дать вам еще один дружеский совет: в университете скоро кончается семестр. И всем будет понятно ваше желание провести каникулы на родине.
Он козырнул:
— Желаю успеха, сынок!
…Петр открыл глаза. Самолет снижался. И опять мысли унеслись назад. На этот раз к тому, о чем рассказал ему Роберт, на другой день после пресс-конференции пришедший в советское посольство. Это был долгий разговор. И шаг за шагом перед Петром развертывалась операция «Хамелеон» так, как готовил ее полковник Роджерс. Это была нелегкая задача.