Операция «Минотавр»
Шрифт:
Министр обернулся к нему:
– Но послушайте…
Бабун изо всех сил выкрутил руку Каллинджеру.
– Решение принято! Они решили. Для вас все кончено.
– Пожалуйста, послушайте… – взмолился министр, а Джейк тем временем с разгневанным видом направился к ним.
– Таркингтон!
– Пока, сволочь! – Бабун отошел в сторону и подняв руку, направив ее на лицо Каплинджера.
– Бах, – сказал он и выронил трубку из кочерыжки. Каплинджер ошеломленно озирался.
– Таркингтон, – тихо произнес Джейк угрожающим тоном.
Бабун сошел с дорожки. Он споткнулся, выругался
Каплинджер опустился на гравий. Он уронил голову на колени. Потом прошептал:
– Я действительно… действительно считал…
– Его жена…
– Знаете, он прав. – Джейк обернулся и посмотрел в конец длинной, ровной подъездной дорожки. Таркингтон все еще шагал, высоко подняв голову. – Да, прав.
– Уезжайте. Заберите его с собой. Уезжайте.
– С вами все в порядке?
– Да. Только уезжайте.
Джейк завел машину, развернулся и покатил по дорожке. Он притормозил, догнав все еще шагавшего Бабуна.
– Садись.
Таркингтон не обратил на него внимания. Он прикусил губу.
– Садись в машину, лейтенант, не то я отдам тебя под трибунал, и да поможет мне Бог!
Таркингтон остановился и взглянул на Графтона, сидевшего за рулем. Немного подумав, он открыл пассажирскую дверцу и сел.
Тронувшись с места, Джейк выглянул в зеркало заднего вида. Перед громадным, обвитым плющом домом Каплинджер по-прежнему сидел на щебне, уткнувшись головой в колени.
Километров через пять Бабун вдруг спросил:
– Почему вы остались на флоте?
– Есть вещи, за которые стоит сражаться.
Бабун долго молчал, уставившись в окно. Наконец, произнес:
– Извините.
– Здесь все виновны. Мы рождаемся виновными, всю жизнь только и делаем, что извиняемся, и все равно виновными умираем. Виновны все парни, чьи имена написаны на Стене. И виновны те сволочи, которые послали их туда, а сами оставались дома; они до сих пор не чувствуют своей вины. Виновны двести тридцать ребят, убитых в Ливане одной бомбой. Из-за одного сукиного сына, который не дал часовому зарядить винтовку. Мы все виновны за всех них. Забудь об этом, – добавил Джейк.
– Я чуть не убил этого гада.
– От этого никому не стало бы лучше.
– Видимо, не стало бы.
Глава 31
Риту выписали из госпиталя в ноябре. Она надела шейный корсет и синюю форму, которую Бабун принес из химчистки. Они вышли из ворот в полдень.
– Куда, красавица?
– Прямо в парикмахерскую, Джеймс. Пусть меня постригут, помоют голову и завьют. А потом домой, в постель.
Она очень устала, когда он привез ее домой. После дневного сна она медленно расхаживала по квартире, глядя на то, трогая это. Забежала поболтать Гарриет. В девять, когда Рита явно выдохлась, подруга ушла.
В пятницу Рита потребовала, чтобы Бабун отвез ее на службу. Вся группа выстроилась у ее стола, чтобы поздравить с возвращением. Она весело, с искренней радостью разговаривала с каждым, заразительно смеялась. Рита светилась, воплощая собой надежду, волю к жизни. Но к полудню она устала, и Бабун отвез ее домой, потом вернулся в отдел один.
Утро субботы выдалось ясным и прохладным.
– Как ты сегодня? – осведомился Бабун, помогая ей надевать корсет.
– Хорошо. Только днем надо будет вздремнуть.
– Хочешь поехать в экспедицию? Ты там сможешь соснуть.
– Куда?
Он не ответил. Одевшись соответствующим образом, они спустились к машине, и Бабун вдруг заявил, что забыл кое-что наверху. Он поднялся на лифте на четвертый этаж и сделал несколько звонков, затем вышел сияющий.
Он поехал в крохотный гражданский аэропорт в Рестоне, упорно отказываясь отвечать на вопросы, поставил машину у маленького здания обеспечения полетов и открыл ей дверцу.
– Ласковым утром лучшей из зим в небе безбрежном мы полетим, – заявил он.
– Что-о? Бабун! Я не могу летать!
– Но я-то могу. Посмотришь, как у меня получается.
– Ты? Ты что, ходил на курсы?
– И получал пилотские права. В прошлую субботу. Мы теперь оба пилоты. – Он широко улыбнулся и ласково обнял ее.
Бабун отвел ее в здание и представил владельцу аэродрома, который развлекал Риту, пока Бабун готовил машину к полету и подгонял к входу, где заглушил двигатель. Это была «Сесна-172», белая с красной полосой, тянувшейся вдоль фюзеляжа до самого обтекателя винта. Бабун решил, что у самолетика вполне пристойный вид.
Рита стояла в дверях и наблюдала за ним. Он не мог удержаться и поклонился ей в пояс.
– Заходи, – расшаркался он. – Полетишь со мной.
Он помог ей забраться на правое сиденье, затем обошел вокруг машины и сел слева.
– Очень странно, – хихикнула она.
– Лети со мной, дорогая Рита. Мы полетим в небесные чертоги, услышим хор ангелов. Помчимся наперегонки с орлами и увидим, как рождаются грозы. Лети со мной, Рита, всю жизнь.
– Давай запускай двигатель, Бабун.
Когда Бабун на сантиметр отпустил дроссель, двигатель явно оживился и закашлял. Он вернул дроссель в холостое положение, и мотор «Лайкоминг» ровно застучал, разгоняя винт. Они покатились по узкой асфальтированной рулежной дорожке. Бабун контролировал частоту оборотов и поглядывал в небо. Он остановился в конце дорожки, разогнал двигатель до тысячи семисот оборотов в минуту, проверил магнето, температуру карбюратора и подачу горючей смеси, все время ощущая на себе придирчивый взгляд Риты.
Он очень старался сделать все правильно, боясь рассмеяться из-за нелепости ситуации. Когда он поднял глаза на Риту, та быстро отвела взгляд. Она закусила губу, чтобы не прыснуть. В глазах у нее плясали чертики. Еле сдерживаясь, чтобы самому не расхохотаться, Бабун занялся делом.
Он прогнал все индикаторы, выпустил и втянул обратно щитки, следя за стрелкой вольтметра. Вполне удовлетворенный, он доложился диспетчеру и выкатил самолет на взлетную полосу.
Двигатель взревел, когда он выжал дроссель до упора. Бабун прочно держал ногу на педали рулей, поэтому самолет почти не рыскал при разбеге. Когда скорость достигла ста километров, Бабун нажал на штурвал, и самолет легко оторвался от полосы. Он настроил набор высоты на стотридцатикилометровой скорости и удовлетворенно произнес: