Операция молот
Шрифт:
Потом лазутчик объяснил Снеллу, как он собирается использовать его прихожан и друзей в качестве разведывательной сети, отметив, что, пользуясь языком негритянского писателя Ральфа Эллисона, негры являются «невидимками», на которых почти не обращают внимания их белые сограждане.
— И это все?
— Я могу попросить о большем позже, — признался Уиллистон — и тогда вы вольны решать, хотите вы или нет помогать нам дальше. Тут возможен еще больший риск, большая опасность.
— Я бы сказал, что опасность и так велика при том, что вы и ваши… ваша группа… собирается здесь сделать… опасность лично для вас… опасность, которая кажется бессмысленной,
— Мы обучены для такой деятельности. Мы в каком-то смысле профессионалы.
— Вы агенты ФБР?
— Нет… Я не могу вам сказать больше. Подумайте над моими словами. Если вы с нами, поместите в понедельник в городской газете объявление о продаже голубого велосипеда за пятьдесят пять долларов. Если вы решите отказаться, поместите объявление о продаже зеленого велосипеда за шестьдесят пять.
— А что случится с Сэмом Клейтоном, если я откажусь?
Уиллистон встал и хмыкнул.
— Мы гарантируем вам жизнь Сэма Клейтона в любом случае в качестве предварительного предложения о сотрудничестве. Это вроде контракта с клубом любителей книги, — пояснил он. — Если вы оформите контракт, мы дополнительно вышлем вам полное собрание речей Рональда Рейгана и большой глобус с подсветкой. Давайте только прямо договоримся об одном. Мы не обещаем вам освободить черное население Парадайз-сити или десегрегировать здесь школы. Это пусть остается вашей заботой, заботой федерального правительства и ваших соплеменников.
— Наши шансы на успех повысятся, если Пикелис уйдет?
— Безусловно. Эта война — ваша война, и я могу предложить вам только нашу моральную поддержку плюс некоторый неиспользованный инвентарь, который останется здесь после нашего отъезда.
— Благодарю вас за искренность… Доброй ночи, — сказал преподобный Эзра Снелл.
— Доброй ночи… Скажите, до машины меня сопроводят те же люди?
Священник тихо рассмеялся.
— Значит, вы их все же заметили, когда шли сюда?
— Я же сказал, что мы отлично обученные профессионалы.
Не дожидаясь ответа, Уиллистон прошел два квартала к своему «дарту» и направился обратно в отель. «Я сделал все, что мог», — подумал он о своем разговоре с чернокожим священником. Теперь ему предстояло разыскать сестру Талейрана.
23
— Только не кричи! — произнес голос, и когда она открыла глаза, кто-то нежно, но твердо зажал ей рот рукой.
— Не кричи, это я, Уиллистон.
В комнате было темно: безлунная ночь, без десяти три. Обычно в это время Джуди Эллис допевала последнюю песню в «Фан парлор», но казино было закрыто на ремонт и должно было вновь открыться только в субботу вечером. Обнаженная блондинка испуганно натянула на голое тело тонкую простыню.
— Я включу на секунду лампу, чтобы ты сама увидела, что это я, — прошептал непрошеный гость.
Свет вспыхнул и погас, и она узнала лицо, которое до этого видела только на фотографиях. Рука отпустила ее рот, и она с облегчением вздохнула.
— Ты очень привлекательная, — мягко сказал он. — И я не знал, что у Талейрана такая симпатичная сестренка. Конечно, тогда ты была еще совсем крохой.
— Теперь я уже большая, — ответила она и села, обнажив великолепные плечи и краешек груди.
— Достаточно большая, чтобы отправлять по почте газетные вырезки, — предположил он.
— Да, и достаточно большая, чтобы суметь уберечь вас от пули. Пожалуйста, включите на минутку свет… Я хочу на вас посмотреть.
Он повиновался, и она глубоко вздохнула.
— Брат говорил, что отважнее вас нет на всем белом свете, что вы настоящий герой. Я просто хотела посмотреть, как же выглядят герои.
В темноте раздался приглушенный смешок.
— Это ваш брат был героем, Джуди. Он всем нам спас жизнь, но полагаю, вам это и так известно, вот почему вы и решили послать нам те вырезки, — чтобы вызвать нас сюда.
— Ну, в общем, да. Я надеялась, что так оно и произойдет. Он говорил, что вы приедете, даже если другие не смогут. Он говорил, что вы ничего не боитесь.
Снова раздался иронический смешок:
— Ничего? Да я боялся всего! Просто я оказался самый отчаянный сорвиголова из всех боевиков, заброшенных во Францию, сестричка. Животный страх! Меня постоянно снедал животный страх, который я с трудом подавлял. Да я до сих пор всего боюсь — грозы, безработных фанатов Джуди Гарланд, автомобильных выхлопов. Я, пожалуй, был — да все мы, пожалуй, были — чокнутыми. Может, мы до сих пор такими и остались — коли ринулись в это пекло. Сестричка, просто ты разбудила в наших душах давно уснувших чертиков — и страсти, которые мне казались давно умершими.
— Хватит называть меня «сестричкой», черт побери!
— Прости.
— И хватит кормить меня этими психологическими байками и жаловаться на якобы свербящие душевные раны. Вы пришли просто потому, что захотели, точно так же, как стали «Джедбургами» просто потому, что вам так нравилось, — напомнила она ему. — Да, вы в то время были дьяволами во плоти, и судя по тому, что я вчера наблюдала собственными глазами, вы мало изменились с тех пор. Вчера вечером вы провернули блестящую операцию, просто блестящую. Даже Мария Антуанетта должен это признать.
К несчастью, это так.
К несчастью и к счастью.
— Как вы меня нашли? — спросила она, помолчав.
— Я в конце концов узнал твой голос… Тони позвонил в АГЭИ в Нью-Йорк и выяснил, что Джуди Эллис — сценический псевдоним. И, как всегда безупречная, справочная служба Американской гильдии эстрадных исполнителей назвала ему твое настоящее имя — так мы и узнали, что Джуди Эллис — это Джуди Барринджер… А потом я просто стал обзванивать все отели и меблирашки, пока не наткнулся на этот отельчик… Я приехал, поднялся по служебной лестнице — аж на шестой этаж пришлось карабкаться — и тихонько отпер замок.
Теперь рассмеялась она.
— О Боже, немолодой профессор университета тоже, оказывается, взломщик.
— Да, и к тому же я имею дополнительный навар, лазая по карманам гостей на свадьбах и поминках. Это уж точно, нас обучили многим проделкам — например, как отсечь голову мотоциклисту-фельдъегерю с помощью протянутой над шоссе проволоки. Я как-нибудь покажу тебе, как это делается, если ты раздобудешь мне мотоциклиста.
Она потянулась за сигаретой и зажигалкой на тумбочке — ее тело чуть больше обнажилось. В сумерках он не мог разглядеть ее отчетливо, но мысленно отметил, что она и впрямь уже давно перестала быть «сестренкой». Это стало особенно очевидным, когда вспыхнуло пламя зажигалки. Танцующий огонек на мгновение осветил ее всю — она вне всякого сомнения была взрослой, совсем взрослой — женщиной. Уиллистон вдруг почувствовал, что его собственное тело это тоже почуяло, и решил, что реакция оказалась преждевременной. Он быстро подошел к окну и стал смотреть на улицу.