Операция продолжается
Шрифт:
— Ну, они! — Нестягин даже переступил от нетерпения.
— А тебе что за дело до этого? — спросил Сажин.
— Как что! Ведь у нас это произошло! Куница-то мой работник!
— Работник... — Сажин устало усмехнулся. — Ротозей ты хороший.
— Ничего подобного! Я давно чувствовал, что Куница не чистый человек.
— Конечно! Недаром ты его из путевых рабочих в весовщики произвел.
Нестягин смутился, но быстро нашелся:
— Ничего ты не понимаешь. Весовщик — что? Ерунда. А путевое хозяйство — дело ответственное. Тут глаз да глаз нужен. Потому что движение. Грузы транзитом на фронт
— Пожалуй, — неохотно согласился Сажин.
— Слушай, Порфирий, — Нестягин приподнялся на цыпочках, стараясь говорить прямо в ухо приятелю. — Скажи, что там стряслось?
Сажин промолчал.
— Ага! Боишься, что разболтаю, да?
— А что, ты можешь.
— Эх ты! А еще друг, — обиделся Нестягин. — Еще вместе в гражданскую воевали...
— Ох и прилипчивый ты, Нестор, — вздохнул Сажин.
— Ну скажи, Порфирий. По-дружески прошу. Сколько их взяли?
— Ни одного.
— Так как же так! — изумился Нестягин. — А на подводах-то...
— Ихний главный двоих своих помощничков прихлопнул. Следы хотел замести...
— Ну?
— А как сам в кольцо попал, то и себе пулю в лоб пустил.
— Вот сволочь! Как же это они допустили! — огорчился Нестягин.
— Так уж вышло, — снова вздохнул Сажин. — Человек предполагает, а бог располагает.
— И что же... Нашли у них что-нибудь?
— Чего нашли?
— Ну, документы там... радиостанцию или взрывчатку...
— Какую там взрывчатку, — усмехнулся Сажин. — Все уничтожили. Все бумажки сжечь успели, гады...
— Скажи, пожалуйста! — опять огорчился Нестягин.
— Ты только того, Нестор. Не особенно... — предупредил Сажин. — Конечно, хотя многие все видели и слышали... но не особенно распространяйся.
— Что ты, Порфирий! Я ж не маленький!
— Ну-ну... — Сажин простился и заспешил из кабинета. Он в точности выполнил просьбу Новгородского.
Нестор Нестягин был своим человеком — Сажин это знал. Но знал и другое. Нестор и в молодости был любителем пустить пыль в глаза, а под старость язык у простодушного работяги-железнодорожника совсем подхудился. Любил Нестор хвастануть. Порфирий Николаевич не сомневался, что через день-два его приятель не выдержит и под «большим секретом» похвалится перед кем-нибудь своей осведомленностью. Скорей всего перед женой. Супруга Нестора Прохоровича — баба въедливая. Уж кто-кто, а она вывернет муженька наизнанку, если почувствует, что тот что-то знает. А в том Сажин был уверен. Почувствует, учует. Осведомленность будет распирать Нестора. Тем более что о происшедших событиях знают и будут говорить все. К тому же он, Сажин, не настаивал на строжайшем соблюдении тайны. Нестор воспользуется этой лазейкой.
Вечером Володя перетащил несколько ящиков с керном, и боль сразу усилилась. С трудом сдерживаясь, чтобы не стонать, он внимательно следил за действиями буровой бригады.
Только что был сделан подъем, из мокрой колонковой трубы, на конец которой была навернута ощетинившаяся резцами буровая коронка, рабочие выбили длинные цилиндрические столбики выбуренной породы — керна. В самом нижнем столбце, поднятом с забоя, Володя увидел то, ради чего сидел здесь весь день, превозмогая нарастающую боль. В светло-сером плотном
— Брекчия! — обрадованно зашумел Осинцев. — Брекчия! Как и в той скважине. Через двадцать — тридцать сантиметров пойдет чистый боксит!
Да, это была брекчия — сцементированная временем и давлением смесь двух различных пород, когда-то раздробленных подвижками земной коры. Будто в гигантской ступе, крепчайшие породы были разбиты на мелкие и крупные куски, перемешаны, а потом спрессованы под сверхмощным прессом. Буровая коронка выпилила изящный столбик этой пестроцветной смеси, он вошел в трубу, был оторван от забоя и поднят наверх. Володя с волнением осмотрел образец:
— Да. Это брекчия. Теперь будем бурить всухую.
Буровики заботливо уложили поднятый керн в ящики, отключили насос и стали производить новый спуск.
Бурить по руде всухую приказал Возняков. Он боялся, что в боксите могут оказаться мягкие прослойки, которые размоет промывочная жидкость. Володя был согласен с ним. Получить достоверное представление о структуре и составе рудного тела было крайне необходимо. Рабочие же не знали этого. Но они верили Вознякову и потому без возражений подчинились приказу. Без воды, закачиваемой в скважину через пустотелый снаряд, бурить гораздо труднее. Шлам — мука разрушенной при бурении породы — не вымывался из-под коронки и потому буровикам приходилось то и дело прокачивать снаряд рычагом.
Уже стало смеркаться, когда сделали очередной подъем. Осинцев и Володя с волнением следили, как медленно, столб за столбом, выползал из узкого горла скважины буровой снаряд. Вот наконец показалась толстая колонковая труба. Как только наверх вынырнула лоснящаяся, полустершаяся коронка, Назар ловко закрыл скважину специальным фланцем. Рабочие оттянули колонковую трубу от станка и, поддерживая тросом на весу, стали бить по ее блестящим бокам деревянными молотками.
«Дон-дон-дон... — гремело и перекатывалось по вышке. — Дон-дон».
Володя смотрел, как из трубы по съеденным зубьям коронки капля за каплей стекали красноватые струйки воды, и для него уже не существовало ничего на свете. Все выключилось. Не было ни грохота движка, ни отрывистых команд Осинцева, ни боли. Были только торжественные «дон-дон», струйки воды и изъеденная пасть коронки.
И вот случилось. При очередном ударе из трубы выпал сначала небольшой кусок, а вслед за ним выскользнул и уперся в пол тяжелый темно-вишневый столбик породы, при виде которого у Володи сразу отчего-то пересохло во рту.
— Боксит! — хрипло сказал он, а потом сердито крикнул: — Ящики!
В такой команде нужды не было. Предусмотрительный Назар уже давно распорядился об этом. Буровики один за другим подбирали выползающие из колонковой трубы длинные, похожие на снаряды цилиндрики боксита, обмывали их теплой водой и в строгом порядке выкладывали змейкой на полу вышки. Когда выполз последний кусок, тридцатисантиметровый пропласток пестрой брекчии, Володя на всякий случай заглянул в колонковую и постучал по ней. Она отозвалась нежным пустым звоном. То же самое сделал Осинцев. Убедившись, что в трубе не осталось ни одного кусочка породы, буровики стали менять коронку.