Операция «Сломанная трубка»
Шрифт:
Потом Кестюк вспомнил, что жена лесника, бывая в поселке, всегда заходит к тете Агафье — матери Никона, с которым они учатся в одном классе. Правда, они с Никоном никогда особенно не дружили и вообще Никон такой тихоня, маленький — меньше всех ребят: всегда ему достается. Кестюк даже несколько раз за него заступался. Ну ладно, хоть и слабоват он, конечно, но тоже пригодится: может, что услышит у себя дома, решил Кестюк. Итак: Ильдер. Илемби. Захарка, Гера с Геной, Никон… Семь человек — это уже сила! Кестюк вышел из-под навеса и, поднявшись на крыльцо, сел
Утром, в одиннадцать часов, все были в сборе. Устроились возле речки, напротив вчерашней смотровой площадки. Посидели, помолчали; двойняшки от нечего делать начали бросать камешки в воду.
— Ну что, Кестюк, начнем, пожалуй, — сказал Ильдер.
— Может, скажешь еще «откроем заседание»? — отозвался один из близнецов.
— Да уж вы с Кестюком сегодня такие важные, — добавил другой. — Что случилось-то?
— Мы с Ильдером, — начал Кестюк, — позвали вас сюда, чтобы просить помочь нам в одном деле. (Ребята насторожились.) Дело это секретное, поэтому, во-первых, никому ни слова из того, что вы сегодня здесь услышите. Даже если вы не захотите принять участие в операции «СТ».
— В чем, в чем? — переспросил Никон.
— Потом все поймешь, не мешай, — сказал Ильдер.
— Так вот, кто из вас хочет участвовать в нашем деле, прошу поднять руку…
Руки подняли все.
— Тогда, — продолжал Кестюк, — пусть каждый из нас покажет свою смелость и ловкость.
— Давайте ночью пойдем на кладбище, — предложила Илемби. При этих словах Никон поежился, а Захарка засопел.
— Илем, я не просил тебя выступать, — сказал Кестюк, а Ильдер объявил:
— Первое испытание — пропрыгать по мосткам на одной ноге, не держась за перила.
— Ну, это что за испытание, ерунда какая-то, — опять вмешалась Илемби, но Кестюк поднял руку.
— Начну я!
Он подошел к переходу, постоял немного на левой ноге и прыгнул на доски мостков. «Главное — не смотреть вниз», — твердил он про себя, но все же на середине мостков глянул на воду. Покачнулся, но, стоя на одной ноге, удержал равновесие, поскакал дальше. Вот и берег!
Вторым перебрался Ильдер. За ним ступил на мостик один из близнецов, кажется Гена, быстро-быстро запрыгал, заторопился и, чуть не сорвавшись в воду, вцепился обеими руками в тонкие перильца. Пришлось вернуться.
Илемби расхохоталась:
— Эх, а еще в разведчики хочет! Гляди, как это делается.
Гена, и так уже красный от стыда, покраснел еще больше, а Илемби легко, будто прыгала со скакалкой, скок-поскок, пролетела по мосткам.
— Ну, не злишься теперь? — подошла она к Ильдеру.
— Ладно уж, — буркнул тот, — злился бы — в отряд не позвал.
Кестюк, услышав его слова, улыбнулся. Еще вчера вечером Ильдер даже слышать не хотел, чтобы Илемби и Никон были в отряде, да и сегодня утром артачился…
Во второй раз Гена, а может, это был Гера, проскакал удачно. Вот и второй близнец тоже одолел мостки. На том берегу остались двое, если не считать лохматого Камбурку — Захаркиного любимца. Никон и Захарка переглянулись, и Кестюк увидел, что Захарка показал рукой Никону на мостик, вроде даже что-то сказал ему. «Молодец, — подумал Кестюк, — не хочет Никона последним оставлять». За Никона он боялся больше всего.
— Ого, что я вижу! — закричал Ильдер.
По мостику скакал Никон, да так хорошо, ровненько, только в середине немного покачнулся.
— Смотри на берег, — подбодрил его Кестюк.
Вот уже Никон и рядом, смотрит смущенно, улыбается. «А зря ребята Никона обижают, — подумал Кестюк. — Наверно, ему просто завидуют, ведь он учится лучше всех».
Захарка все сделал так же неторопливо, уверенно, как и ходил. А Камбур — тот всех рассмешил, когда на середине мостков вдруг остановился и сделал стойку на задних лапах.
После этого началось второе испытание: по очереди сидели под водой, пока стоявшие на берегу считали до тридцати.
— Двадцать пять, — считал Ильдер.
— Двадцать пять? Нет, вы слишком медленно считаете, — отфыркиваясь, сказала Илемби. — Ну уж теперь я просижу до ста! — И она нырнула так решительно, что ребята успели досчитать до сорока, когда, наконец, показались ее голубые бантики.
На этом испытания закончились. Все были приняты в отряд. Командиром единогласно избрали Кестюка, а его помощником — Ильдера. После этого Кестюк рассказал всем, что им с Ильдером было известно.
— Только помните: никому ни слова, — закончил он.
5
Утром, уходя на работу, мать предупредила Никона:
— Ты, сынок, постарайся к вечеру быть дома — тетя Праски хотела к нам прийти. Пусть подождет меня, если задержусь. Ладно?
— Конечно, мама, — ответил Никон с улыбкой, а сам чуть не запрыгал от радости. Такая удача! Сразу же можно приступать к делу.
— Что это ты со вчерашнего дня такой веселый ходишь? — спросила Агафья, тоже улыбаясь.
— Да ничего, мама, просто настроение хорошее…
«Ты, Никон, — сказал ему вчера Кестюк, — берешь на себя лесничиху. Запоминай все, о чем она будет говорить с твоей матерью. Особенно насчет приезда Евсея Пантелеевича. Смотри не проворонь!»
За один день Никон словно бы изменился. Улыбается то и дело, весь подтянулся, вроде бы даже ростом стал повыше. Еще бы, ведь его приняли в свою компанию самые боевые ребята в поселке. Со вчерашнего дня Никон — равный среди них, потому что выдержал испытание. Даже Ильдер, который всегда над ним посмеивался, ничего не сказал против. И вообще, теперь он крепко связан со всеми ними. Связан общей тайной. Вот Никон и сидит на скамейке возле калитки своего дома с самого обеда, ждет…
Жена лесника частенько заходила к матери Никона — портнихе: то рубашку для мужа попросит сшить, то халат для себя раскроить.