Оперативник
Шрифт:
Шансов уйти на рваной резине и на дисках — никаких, но автобус все еще продолжает двигаться, когда в дело включается пулемет. Со своего места Иван не видел, что там происходило в кабине водителя, не пошел смотреть потом, не смотрел в записи. Пулемет метров с пятнадцати длинными встретил машину, она остановилась. Пулемет выпустил еще несколько очередей, открылась дверь, и на дорогу выпрыгнул окровавленный человек с автоматом в руках.
Выстрелить ему не дали: снайпер целился по инструкции — в голову.
А сегодня… сегодня
Бар должен значиться в их списках в первой строчке. Если хочешь захватить опера или еще кого из Конюшни, то сперва наведайся к Хаммеру, а уж потом…
Черт…
Уже неоднократно думали на эту тему, даже пускали за Хаммером хвост и ставили технику, чтобы проследить и проверить, не работает ли старина Джек на галат. И ничего не обнаружили. Совершенно ничего.
Кто-то решился высказать предположение, что Джек откупается от галат информацией, почерпнутой из разговоров оперативников за кружкой пива. И это тоже могло быть правдой. Тогда возникал вопрос, какого хрена Инквизиция не пресечет подобного непотребства, но у инквизиторов спросить, понятное дело, не решились.
Потом все как-то забылось. Решили, что так было всегда и так всегда будет.
Может, поэтому и не тронули бар сегодня?
Хорошая версия, одобрил Иван. Логичная, непротиворечивая.
«Рейдер» остановился.
Контрольно-пропускной пункт. Проявляют бдительность солдатики международного контингента. Ведь наверняка же получили предписание пропустить и не цепляться. Если сейчас потребуют старшего, пообещал себе Иван, встану и порву в клочья дежурного по КПП. Прицеплюсь к какой-нибудь фигне — и порву.
Идеальных солдат не бывает, мать вашу. Прицепиться можно к любому, как говаривал старшина роты рядовому Александрову в годы срочной службы. И цеплялся, и наказывал, и научил, сволочь, на всю оставшуюся жизнь.
Вот сейчас…
«Рейдер» снова поехал. Какой-то лейтенант, сам того не зная, спас себе только что… Что именно себе спас летеха, Иван даже не стал додумывать. Ему захотелось спать. «Рейдер» покачивало, глаза начали слипаться.
Дальше, когда они доберутся до Элата, дорога станет похуже. Куда похуже, и машину будет уже не покачивать — трясти. Нормальные люди дальше Элата не живут.
Южнее нефть добывают, газ. Службу несут в гарнизонах, друг за другом следят, чтобы, не дай бог, значит, не умыслили пакость и не захватили месторождение. Это называется мирным сосуществованием и даже международным сотрудничеством. Посему коммуникации ремонтируются только от портов к месторождениям. Остальное — от лукавого. Есть еще нефтепровод и газопровод, но они идут восточнее Святой земли, через Ливан.
Иван почти заснул, но тут «Рейдер» снова остановился. На этот раз, судя по разговору,
И снова двинулся — таможенники также пропустили сразу.
Вот и славно, пробормотал Иван и заснул.
И проснулся от того, что его кто-то бесцеремонно похлопал по плечу.
— А в лоб? — спросил Иван, не открывая глаз.
— Ой, боюсь-боюсь-боюсь! — заголосил Круль тонким голосом. — Ой, сейчас ударит прямо в лоб. Хорошо устроился, начальник. Весь рейд думаешь проспать?
Иван открыл глаза.
В фургоне было темно, только красные сполохи скользили по потолку.
— Твои орлы устроили привал с пивом и шашлыками, палят костер, — сказал Круль.
— Ябедничать — плохо.
— Я и не ябедничаю. Я сообщаю, что они все равно тебя сейчас придут будить. Потом вы пожрете, потом мы снова поедем… И не сможем поговорить с тобой наедине.
— Пошел в жопу, — сказал Иван и попытался сесть, но получил толчок в грудь и упал.
— Лежи, не дергайся, — посоветовал Круль. — Мне нужно только три минуты твоего времени, чтобы привлечь внимание. На три минуты удержания у меня здоровья хватит. Предлагаю пропустить часть с физическим насилием и перейти к конструктивному диалогу.
— А если я…
— Бог — не фраер, — сказал назидательным тоном Круль. — Я ведь только разговариваю, а ты меня вдруг из пистолета. Господь все увидит, примет меры. Зачем тебе скандал и проблемы, если можно потерпеть всего три минуты, а потом послать меня на фиг. И я даже не обижусь. На обиженных, знаешь ли, черти воду возят. Сам видел.
Иван отпустил рукоять «умиротворителя», расслабился. Пусть говорит. Ладно, пусть говорит. Потом сочтемся.
— Я хотел тебя спросить… — Круль вернулся в кресло и превратился в черный силуэт на фоне задернутой шторки. — Еще возле бара, но решил подождать. Думал, в последнюю минуту вынырнет из темноты святой отец…
— Ты о чем?
— Это ты о чем? В смысле — о чем думал? На тебе три человеческих жизни. Пусть бандитов-заговорщиков, пусть конченых галат, но это все равно грех… в мое время… да и сейчас, насколько я знаю, такие штуки нужно отпускать. А ты совершенно спокойно садишься в «Рейдер», а Токарев тебя совершенно спокойно отпускает на неделю. Без отпущения. Ладно, ты забыл, замотался. Я не могу себе представить такого, но ладно, может быть. Но Токарев… Просто так тебя отпускает… я ведь его знаю — он такого пропустить не может. Что мы имеем?
— Три минуты еще не прошло? — спросил Иван.
— Еще нет. У меня еще есть время.
— Смотри, оно идет.
— Я знаю. Я успею. И я вполне могу предположить, что ты вчера, у Сионских ворот…
— Это не твое дело!
— Не мое? Наверное… Я мог бы тебе предложить выход, но ты…
— Пошел ты…
— Вот именно. Так я и предполагал. И посему решил немного проверить твои карманы.
— Что? — Иван сел на спальнике.