Оперативное вмешательство

Львов Вадим

* * *

Свой первый бой в начавшейся третьей мировой сержант Савва Фокин запомнил навсегда. Тактическая боевая группа, в которую входила их танковая рота, внезапно развернулась на юг и выстроилась в классический боевой порядок, сначала разведка на БРМ, затем, уступом, четыре танковые роты, сзади – четыре гренадерские роты.

Обойдя скопление украинской техники, горевшей в узкой лощине, тактическая группа 20-й отдельной танковой бригады выскочила во фланг растянувшейся при охоте на украинцев 34-й бронекавалерийской бригады.

До

противника – более трех километров, и первый залп атакующие «Барсы» сделали из модернизированных «Рефлексов» – управляемых ракет, бьющих прицельно на пять километров.

Савва, словно завороженный, наблюдал в прицел, как выпущенный им «Рефлекс», сделав «горку», спикировал на крышу «Леопарда», угодив, словно по заказу, в заднюю часть башни. Над польским танком тут же вырос огненный столб, и «Леопард» стал притормаживать. Еще через несколько секунд внутри польского танка стал рваться боекомплект, и вскоре огромный «Леопард» исчез в ярком багровом сполохе.

Появление полусотни ревущих турбинами «восьмидесяток» на своем левом фланге пан Зверковский ожидать никак не мог. Его фланговый батальон подвергся ожесточенному обстрелу с предельной дистанции танковыми управляемыми ракетами, ставшими настоящим проклятием союзников еще на Украине. Бригадный генерал немедленно нанес на электронный планшет обнаруженные цели, затребовал поддержки артиллерии и авиации и начал перестраивать боевой порядок навстречу новой угрозе.

Случившееся пока не казалось катастрофой, особенно на волне эйфории, связанной с молниеносным разгромом удачно подвернувшейся под руку украинской танковой бригады. Прозрение к командованию союзников пришло чуть позже, когда вслед за одной боевой тактической группой к месту боя подоспели остальные силы 20-й танковой бригады, с ходу вцепившейся в загривок польской бронекавалерии.

Когда в тылу оторвавшихся от основных сил дивизии танкистов пана Зверковского появились русские «Барсы» с БМП, стало понятно, что лихо начавшаяся атака на неорганизованного противника спустя каких-то полчаса превратилась в смертельную ловушку.

Гудя турбиной «ГТД-1400» на предельных оборотах, танк Фокина полз на запад, стараясь держаться лобовой броней к исчезающим в поставленной дымовой завесе «Леопардам». Поляки стали быстро отступать, стремясь вырваться из образующегося котла и соединиться с основными силами 11-й дивизии.

– Каштан! Не отпускать противника, не отпускать!

В этот момент танк Фокина и словил БОПС. Такое впечатление, что по танку ударили чудовищной кувалдой. Навстречу брызнул огонь, и машина вздрогнула.

– Дрянь! – выругался Фокин, тряся головой. – Все живы?

– Вроде все, – отозвался Ноздря.

– Тогда вперед, чего стоим?

Горелкин осторожно тронул «Барс», и тот, загудев, сдвинулся с места. И в этот момент расположение их атакующей тактической группы накрыла польская артиллерия, пытающаяся огневой завесой прикрыть отход своей бронекавалерии.

Осколки и комья земли

дробью забарабанили по броне, разрывая маскировочную ткань «накидок». Идущий чуть слева танк их взводного Черемисова вздрогнул, когда ему в башню вертикально спикировал польский снаряд. Подбитый «Барс» крутанулся на месте, и огненный столб рванулся вверх, начисто отрывая башню.

– Все! Черемис спекся! – неожиданно жалобно прохрипел Ноздря.

Объехав горящий танк взводного, Фокин поймал в прицел отставшую от своих колесную бронемашину «Росомаха» и с каким-то злорадством приказал Ноздре всадить снаряд в борт. Бронемашину пробило насквозь, и она, потеряв управление, въехала в стоящий дом, проломив стену.

Бронекавалерийской бригаде Зверковского так и не удалось вырваться из окружения, две боевые тактические группы обошли ее с флангов и зажали в клещи. Попав под перекрестный огонь сначала «Рефлексов», потом уже бронебойно-подкалиберных снарядов, польские «Леопарды» стали один за другим превращаться в жирно чадящие костры, и эфир наполнился истерическими криками о помощи.

Генерал дивизии Баржиковски уже многократно успел обругать себя за авантюризм и, собственно, за решение уйти от заранее утвержденного плана обороны Хелма. Теперь 34-я бригада Зверковского угодила в ловушку и методично добивалась русскими, и командиру дивизии предстояло сделать выбор. Либо бросить все остальные силы вперед, спасая окруженных, либо дождаться прихода основных сил союзников по НАТО и стоять на месте, удерживая позиции.

Слыша по рации крики о помощи, дивизионный генерал Баржиковски скрепя сердце приказал своим основным силам удерживать позиции и прикрывать Люблин, бросив 34-ю бригаду на произвол судьбы.

Польский генерал еще не знал, что совершил роковую ошибку с самыми печальными для его Родины последствиями. Мало того, что за неполные сутки почти полностью погибла одна из самых хорошо оснащенных и обученных бригад, так еще и переброшенная к месту сражения французская бронетанковая бригада не успеет закрыть брешь, образовавшуюся на левом фланге Баржиковски.

Именно в эту брешь и прорвалась полнокровная русская танковая бригада, что впоследствии привело к крушению всего люблинского фронта и глубокому прорыву на запад.

Так столь неудачно начавшийся для русских день внезапно закончился весьма убедительной победой и поступательным движением в направлении Люблина. Хелм был захвачен на следующий день после тяжелых уличных боев. Пан Зверковский, будучи уже раненным, пошел с остатками своей бригады на прорыв и вывел два неполных батальона из кольца.

Рота капитана Карпа, кроме потери танка взводного Черемисова, потеряла еще одну машину, но уничтожила семь польских «Леопардов» и показала, что постоянная «дрессировка» личного состава на стрельбищах, танкодромах и маршах не была напрасной.

Огромное уставшее солнце катилось вниз, завершая первый день начавшейся третьей мировой войны.