Опергуппа в Лукошкине. Трилогия
Шрифт:
Слушатели шумно кивали, поддакивали, периодически стукаясь медными чашами.
– Кумыс! – потянув носом, шепотом доложил мой напарник. – Вот нехристи, и самогонку-то нормальную гнать не могут, а туда же… Супротив милиции поперли!
– Да тише ты… – зашипел я, прикрывая ему рот.
Слава богу, шамаханы ничего не услышали, они продолжали обсуждать планы вторжения в столицу. Если я правильно их понял, то в самое ближайшее время, не сегодня-завтра, орды вооруженных до зубов диких степняков ринутся в город. В мой город! За недолгое пребывание в Лукошкине я настолько к нему привык, что незаметно для себя совершенно перестал горевать о своем собственном мире. Строго
– Митька, отходим тихо, все, что нужно, мы уже выяснили. Ты знаешь шамаханский?
– Ни единого словечка, – вздохнул он. – Не обучены мы языкам иноземным. Вот подкову согнуть, кочергу в узел завязать, ворота, опять же, лбом переломать – тут мы завсегда… от души, стало быть! А науки нам никогда не давались…
Мы попятились назад, стараясь не поднимать шума, но почти сразу же с разворота натолкнулись на рослого шамахана. Я от неожиданности едва не вскрикнул, но мой верный напарник просто опустил пудовый кулак на высокую лисью шапку, одним махом превратив ее в плоскую панамку. Шамахан рухнул, как корабельная сосна, без единого писка.
– Забирай с собой. Если они хватятся часового, то пусть лучше думают, что он сбежал, а то очухается да расскажет о нашем визите. Заодно и допросим негодяя.
– Как скажете, Никита Иванович! – Митяй играючи перекинул бессознательное тело через плечо и двинул вперед так же легко и бесшумно, как и раньше.
У входа в подземелье мы чисто случайно не попали под клинки перенервничавших стрельцов. Парни настолько нас заждались в этой напряженной темноте, что, видя везде шамаханов, приготовились подороже продать свою жизнь и рубить все, что шевелится. Я дал приказ об организованном отступлении. Двигаясь по тоннелю в кромешной тьме, мы в конце концов добрались до того места, где оставили двоих стрельцов. При свете почти стаявших огарков свечей я понял, что ребята тоже кого-то добыли. Времени на расспросы не было, выберемся – доложат на месте. Возвращение в груздевский подвал показалось мне самой долгожданной дорогой домой.
– Все прикрыть, как и было, – устало приказал я. – Тайную охрану не снимать. Остальные – свободны. Фитили загасить. Государю я сам все расскажу. Шамаханы сегодня не нападут, но бдительность удвоить. Вы двое! Что было обнаружено в боковом ходу?
– Не что, а кто, батюшка сыскной воевода. Глянь-кось, какую важную птицу изловили!
Пред мои грозные очи был выставлен связанный по рукам и ногам боярин Мышкин! Вот уж кого действительно не ожидал увидеть… Впрочем, вязать несчастного особой нужды не было. Афанасий Федорович оказался пьян вдрабадан и спал стоя.
– Митька, понесешь обоих. Справишься?
– А то нет?! Да я заради нашего управления внутренних органов хоть еще четверых на загривок взвалю!
– Ну и отлично! Тащи их к Яге, до утра запри в погребе. Вернусь от царя – потолкуем. Эй, молодцы! Благодарю за службу!
– Рады стараться, батюшка участковый! – хором грянули стрельцы, вытягиваясь во фрунт.
– На сегодня все свободны. Кроме тех, кто следит за домом, естественно.
Как мы добрались до нашего терема, уж и не помню. До рассвета оставалось не более четырех часов, я надеялся если не выспаться, то хоть вздремнуть. Баба Яга ожидала нас у ворот, что-то бормоча, сопроводила меня в горницу, усадила за стол и, помахивая царевым письмом, отошла за самоваром. Больше ничего не помню. Наверно, я просто уснул.
Петух, опять этот проклятый петух…. Сколько можно будить меня в пять утра уже осточертевшим кукареканьем?! Ну почему Яга до сих пор не сварила из него суп? Я ведь и лег-то часа три назад. Если сейчас снизу раздастся заботливый голос…
– Никитушка! Вставай, сокол наш ясный. Завтрак уже на столе.
Ни за что не буду вставать.
– Никитушка, царь отчета ждет. Ты же знаешь нашего Гороха – как что не так, он ведь всех на кол пересажает. Уж ты, касатик, вставай-пробуждайся, пора…
Делать нечего, пришлось продрать глаза. Когда я спустился вниз, на столе уже дымилась большая миска свежеиспеченных оладий. Тут же стояла сметана, два-три сорта варенья, сотовый мед и большой запотевший кувшин козьего молока. Бабка, как всегда, намеревалась накормить целую роту. Если это дело когда-нибудь закончится и я возьму отпуск, она раскормит меня до генеральских объемов.
– Садись, Никитушка, кушай да меня, старую, слушай. Значится, как ты на дьяков-то арест пошел, я твоего приказа не ослушалась, да по ночи к царю-батюшке и отправилась. Слава богу, государь еще почивать не изволил. В карты с думными боярами резался. Ну, а уж как обо мне доложили, так он разом всех козырей забросил да к себе пред ясные очи поставить меня и повелел. Я ить, милок, не из трусливых буду, а вот перед Горохом робею… Царь все ж таки! Ну, да делать нечего, не моргать пришла, надо государю всю правду высказать. Доложила я ему по всей форме. Как кого расспрашивали, как Митяй наш за дьяковым домом цельный день слежку вел, как хвостом за ним по всему городу мотался да кресты непонятные по важным местам метил…
– Отмечал стратегически важные объекты на предмет ведения боевых действий на территории Лукошкина! – наставительно поправил я.
– Вот, вот о том я ему и доложила, – закивала бабка, продолжая рассказ. – Про перстень уворованный с хризопразом, что мы выяснили, все ему как есть выложила. Батюшка государь лишь головой качал да бороду теребил. Сказал, чтоб ты, участковый, следствие никак прерывать не смел. Сказал, что воевод всех тайно под ружье поставит, дабы в нужный час войны храбрые под рукой были. Тебе лично бумагу выписал из сплошных полномочий да саблю велел передать нарядную. А то ты у нас ходишь один и без оружия… Хоть для приличия носи, все ж царев подарок.
– Дайте-ка письмо взглянуть.
– Куды?! Жирными-то пальцами? Ладно уж, сиди ешь, я тебе сама зачитаю. – Яга сломала сургучную печать, развернула свиток и с выражением прочла самое короткое постановление на моей памяти: – «Пущай делает то, что надо. И будь то, что будет. Царь Горох».
– Коротко, выразительно и, главное, оправдывает любые действия – от карманной кражи до международного шпионажа, – задумчиво улыбнулся я.
Желудок был полон, оставалось налить молока и в свою очередь рассказать Бабе Яге, что произошло в доме Филимона Груздева. Но сначала пришлось попросить бумагу, перо и чернила; исподволь болтая с Ягой, я старательно составлял отчет для царя. Идти к нему с личным докладом не было ни времени, ни особой необходимости. Бабка только охала да ахала.
– Где же ты, Никита Иванович, шамаханскому разговору обучался?
– Нигде… – пожал плечами я. – Как-то само собой вышло. Они говорят, а мне все ясно. Отдельных слов не переведу, хоть убейте, а общий смысл вполне понятен.
– Я-то, старая, шамаханскую речь давно знаю, да и то кое-где путаюсь. А ты, вишь, раз послушал и все уразумел… – Баба Яга завистливо прищелкнула языком. – Все ж таки великое дело в молодости образование грамотное получить! Митьку бы надоумил, а то ведь так неучем и помрет.