Опоздавшие к лету
Шрифт:
– Я хочу ее спросить…
– Марину?
– Да.
– О чем?
– Сейчас они закончат…
– Собственно, уже все, – сказал Марина, оборачиваясь. – Спрашивайте.
– Скажите, что вы знаете об «эльфийских играх»?
– Кажется, какой-то цирковой номер. А что?
– Нет, цирковой – это Икарийские игры.
– Тогда не знаю.
– Но ведь вы – «эльф».
– Впервые слышу.
– Пожалуйста, не надо так… Мы с вами в одинаково невыгодных условиях…
– Я поняла. Не знала, что так называется.
– Странно, что не знали.
– Может быть. Красиво.
– Тогда, если не трудно…
– А вот это никого не касается… – у Марины внезапно сел голос. Она кашлянула и повторила
– Не уверен, – сказал Юсуф. – Видите – все так переплелось. Самое личное может оказаться важным… жизненно важным… для всех. Для всех, понимаете?
– Подождите, Юсуф, – сказал Андрис. – Что все это значит?
– Когда я делал документы, – сказал Юсуф, – я наткнулся… все перемешалось, поэтому поисковая программа собирала вообще все, что было как-то связано – в данном случае с фамилией Сомерс… и наткнулась на некий список из тридцати восьми имен, где фамилия Сомерс имелась… список так называемых «эльфов». Потом я нашел все остальное. «Эльфийские игры», Андрис, – когда вот эти тридцать восемь – все они молодые, от пятнадцати до двадцати пяти лет – дважды в неделю собираются в Жестяном бору, ночью, и устраивают… э-э…
– Оргию, – подсказала Марина.
– Оргию, – согласился Юсуф. – На это не стоило бы обращать внимание, если бы именно в эти часы активность управляющего комплекса Жестяного бора не превышала повседневную в сто – сто пятьдесят раз. Дважды, исчерпав операционный резерв, комплекс подключался к городской сети… что с вами?
Марина медленно встала и так же медленно начала валиться назад – и упала бы, если бы Линдерман не подхватил ее.
– То есть подозрения у вас стали появляться уже давно… – пробормотал Линдерман, глядя куда-то мимо Марины – в пространство.
– Не подозрения, – поправила его Марина. Голос ее звучал ровно и бесцветно. – Это была ирония, черный юмор… страшная сказка, может быть… Видите, ли, игры, – поклон и полуулыбка в сторону Юсуфа, – давали очень сильный эмоциональный заряд, и требовалось как-то снизить все это… отстоять себя. Очень трудно объяснить…
– Что вы, это как раз понятно, – сказал Линдерман. – Как раз очень по-человечески.
– Если по аналогии с голотеатром – ну, не парным, он все-таки просто зрелище, – а когда партнеров много… я несколько раз участвовала в квинтетах, говорят, делали и больше, но это опасно, слишком большая нагрузка на психику… так вот, по аналогии с голо я создала концепцию «эльфийских игр». То есть черную концепцию… контрконцепцию… Допустим, в том же голоквинтете ты как-то можешь сознательно воздействовать на изображение только в первые секунды – дальше от тебя уже ничего не зависит, изображение тебя использует… высасывает из тебя то, что ему нужно… именно высасывает – оно может быть безобразным, прекрасным, омерзительным – но оно всегда нечеловеческое – изображение… ни один человек – сам – никогда… И тем не менее ты всегда помнишь, что это только изображение, игра лазерных лучей, проходящих через кювету с жидкими кристаллами… А в бору – сильнее… все происходит внутри тебя, но – ярко, мощно, реальнее самой реальности… если бы могли существовать такая реальность… то есть она существует, но ее невозможно охватить вот так сразу всю – охватить… и главное – она пластична, ее можно творить. Непрерывный творческий экстаз. Именно творческий.
Марина замолчала. Никто не нарушал тишины. Смотреть на Марину было страшно – она постарела лет на двадцать. Линдерман протирал свои очки, Юсуф смотрел в пол. Андрис не чувствовал себя. Надо было пошевелиться, чтобы ощутить свое тело, сказать что-то, чтобы проверить мысли – нельзя было делать ни то, ни другое…
– Концепция же состоит в том, – новым голосом, голосом лектора, продолжала Марина, – что мы,
Линдерман потер подбородок, медленно начал:
– Марина, скажите, пожалуйста, за последний год число «эльфов»…
– Да, – сказала Марина. – Я не помню точно, но раньше был устойчивый рост. А за последний год – только один человек. И один человек выбыл. Исчез. Месяца два назад.
– Кто? – спросил Юсуф.
– Инга Асарис.
– Да, – сказал Юсуф. – Без вести. До сих пор.
– Значит, вы считаете, что вот это?.. – Линдерман взял кассету «плот-мюзик», помахал ею, – как бы сказать… инициировано…
– Да. Видимо, почувствовав, что больше из этой булки изюму не выковырнуть, киборг решил раздобыть новую булку. Огромное количество студентов перестанет успевать, будет отчислено… диплом Платиборского университета ценится высоко, вакансии станут заполняться студентами провинциальных университетов…
– А не может быть такого, что вот эта штука, – Линдерман опять помахал кассетой, – убивает в человеке не только способность к обучению, но и способности «эльфа»?
– Нет, – сказала Марина. – Ни один «эльф» не может этого слушать. Больше одного раза – уже пытка.
– А все остальное?..
– Вторичные эффекты. Вторичные, третичные, четвертичные… Не влияющие на основной результат.
– Н-да… – Линдерман опять принялся протирать очки. – Замысловато. Черт его знает… главное – не проверишь… вы же не согласитесь на введение электродов?
– Надо подумать, – сказала Марина. – Все довольно неожиданно. Ты придумываешь чудовище – просто так, пощекотать себе нервы, – и вдруг оказывается, что оно тебя уже жрет… неприятно, согласитесь.
Андрис вдруг вспомнил Присяжни. Моральный износ сто пятьдесят процентов, подумал он. Мир меняется так, что перестаешь понимать… И – Лео. Будущее всегда чудовищно, говорил он. Становясь настоящим, оно обретает привлекательные черты…
– Почему – чудовище? – спросил он. – Просто будущее…
– В том-то и беда, – сказала Марина. – Взять несчастных откатников…
– Вы думаете – это вы? В смысле – он… киборг?
– Конечно. Ненарочно, просто резонанс… а, может быть, и раздражали – отмахнулся…
Все замолчали. Юсуф молча подошел к компьютеру, ввел дискетку, стал ждать. Компьютер попискивал. Линдерман надел очки, тоже встал, прошелся по комнате. Потом вернулся, спросил:
– Марина, извините, но, может быть… Когда вы собираетесь в следующий раз?
– Сегодня, – сказала Марина. Посмотрела на часы: – Через три часа. Скоро надо выходить.
– А вы никогда не пробовали – не пойти?
– Пробовала, – сказала она со странным выражением. – Больше не пытаюсь. Даже думать об этом… – она провела рукой по лицу. – Нет.
– Тогда, если вы позволите… – Линдерман потеребил себя за ухо, – вы же понимаете – практика – критерий истины… – он выглядел очень смущенным.
– Только не требуйте от меня согласия, – сказала Марина.
– Извините, – сказал Линдерман. – Я все понимаю.