Оппенгеймер. Триумф и трагедия Американского Прометея

Берд Кай

Осенью того же года Роберт представил докторскую диссертацию, сердцевину которой составляли сложные расчеты фотоэлектрического эффекта для водорода и рентгеновских лучей. Борн рекомендовал принять ее «с отличием». Единственный замеченный им недостаток диссертации состоял в ее «трудночитаемости». Тем не менее Борн отметил, что Оппенгеймер написал «сложную работу и сделал это крайне хорошо». Через несколько лет Ханс Бете, еще один нобелевский лауреат, заметил, что «в 1926 году Оппенгеймер был вынужден самостоятельно разрабатывать все методы, в том числе нормировку волновой функции в непрерывном спектре. Разумеется, в дальнейшем его расчеты были улучшены, однако он правильно получил коэффициент

поглощения на К-крае и частотную зависимость в его окрестности». Бете сделал вывод: «По сей день эта формула остается очень сложной, выходящей за рамки большинства учебников по квантовой механике». Через год Оппенгеймер опубликовал первую работу, дающую описание эффекта квантовомеханического «туннельного эффекта», при котором частицы буквально проходят через барьер, как по «туннелю». Обе работы были признаны значительными достижениями.

Одиннадцатого мая 1927 года Роберт сдал устный экзамен. Через несколько часов он получил результат — «отлично». Один из экзаменаторов, физик Джеймс Франк, сказал коллеге: «Я вовремя выскочил из аудитории. Он начал сам задавать мне вопросы». К собственной досаде, университетские власти в последний момент обнаружили, что Оппенгеймер забыл официально зарегистрироваться как студент, и пригрозили отказать ему в научной степени. Докторскую степень он в конце концов получил после вмешательства Борна, который слукавил в ходатайстве к Министерству образования Пруссии, указав, что «материальное положение герра Оппенгеймера не позволяет ему оставаться в Геттингене после окончания летнего семестра».

В июне в Геттинген приехал профессор Кембл и вскоре написал коллеге: «Оппенгеймер станет еще большим светилом, чем мы думали в то время, когда он учился в Гарварде. Он очень быстро выдает новые работы и способен постоять за себя в соревновании с целой галактикой местных молодых физиков-математиков». Странно, но профессор добавил: «К сожалению, Борн сказал мне, что он с трудом излагает свои мысли в письменном виде, чего за ним не водилось в Гарварде». В действительности Оппенгеймер давно научился выражать мысли на бумаге с невероятной четкостью. Правда и то, что его статьи были обычно так коротки, что казались написанными впопыхах. Кембл считал, что Роберт прекрасно владеет языком, но становился сам на себя не похож, когда говорит не о физике, а на общие темы.

Перспектива отъезда Оппенгеймера привела Борна в уныние. «Вы-то можете уехать, а я нет, — сказал ему профессор. — Вы оставили мне слишком много домашних заданий». Роберт вручил наставнику прощальный подарок — классический текст Лагранжа «Аналитическая механика». Через несколько десятилетий вынужденный покинуть Германию Борн писал Оппенгеймеру: «Эта [книга] пережила все потрясения — революцию, войну, эмиграцию, возвращение, и я рад, что она до сих пор в моей библиотеке, ибо она хорошо выражает ваше отношение к науке как части всеобщего духовного развития человечества». К тому времени Оппенгеймер давно затмил Борна если не по части научных достижений, то по части скандальной известности.

Геттинген стал тем местом, где возмужание Оппенгеймера принесло первые настоящие плоды. Доля ученого, писал позднее Оппенгеймер, «похожа на подъем в гору внутри туннеля. Никогда не знаешь, выйдешь ли ты из туннеля над долиной или навсегда в нем застрянешь». Это тем более было метким определением для молодого ученого, стоящего на пороге квантовой революции. Наблюдая за этим переворотом скорее как свидетель, нежели участник, он тем не менее показал, что обладает чувствительным умом и мотивацией, позволяющими сделать физику делом всей жизни. За девять коротких месяцев Роберт добился реального успеха в науке, преобразился как личность и вернул себе чувство собственного достоинства. Глубокие сомнения,

угрожавшие всего год назад самой его жизни, отступили перед серьезными достижениями и порождаемой ими уверенностью в своих силах.

Глава пятая. «Это я, Оппенгеймер»

Видит Бог, я не самый простой человек, но по сравнению с Оппенгеймером я весьма и весьма прост.

И. А. Раби

К концу года, проведенного в Геттингене, Оппенгеймер начал выказывать явные признаки тоски по родине. По мимоходом брошенным замечаниям о Германии его можно было принять за шовиниста. Ни один уголок Германии не мог сравниться в его глазах с пустынными ландшафтами Нью-Мексико. «Он невыносим, — жаловался один голландский студент. — У него даже цветы в Америке лучше пахнут». Роберт устроил вечеринку накануне отъезда и среди прочих гостей пригласил красивую, черноволосую Шарлотту Рифеншталь. Роберт подарил девушке чемодан из свиной кожи, который так ей понравился во время их первой встречи. Она берегла его три десятилетия, называя «оппенгеймером».

После короткого совместного с Полем Дираком визита в Лейден в середине июля 1927 года Роберт сел в Ливерпуле на пароход, следующий в Нью-Йорк. Оппенгеймер не просто выжил, а возвращался с заслуженной упорным трудом докторской степенью. В кругу физиков-теоретиков распространилась весть, что Оппенгеймер не понаслышке знаком с последними эпохальными открытиями в области квантовой механики. После окончания Гарварда не прошло и двух лет, как он приобрел в своей сфере деятельности статус восходящей звезды.

Весной ему посоветовали взять финансируемый Фондом Рокфеллера грант, который присуждался Национальным исследовательским советом подающим надежды молодым ученым. Роберт решил провести осенний семестр в Гарварде, прежде чем переехать в Пасадену, штат Калифорния, где ему предложили преподавательскую должность в ведущем научно-исследовательском центре — Калифорнийском технологическом институте (Калтехе). Поэтому, распаковывая чемоданы в родительском доме на Риверсайд-драйв, он уже знал: его непосредственное будущее обеспечено. У Роберта имелось шесть недель, чтобы пообщаться с пятнадцатилетним братом Фрэнком и погостить у родителей.

К его огорчению, Юлиус и Элла прошлогодней зимой решили продать дом в Бей-Шор. Но яхта «Тримети» все еще стояла на якоре перед домом, поэтому Роберт взял Фрэнка и, как не раз бывало в прошлом, отправился в стремительный заплыв вдоль побережья Лонг-Айленда. В августе братья ненадолго присоединились к родителям, отдыхающим на острове Нантакет. «Мы с братом, — вспоминал Роберт, — целыми днями писали маслом на холсте дюны и заросшие травой холмы». Фрэнк обожал старшего брата. В отличие от Роберта он умел работать руками и любил возиться с механизмами, разбирая и собирая электромоторы и часы. Фрэнк шел по стопам брата в Школе этической культуры и тоже склонялся в мыслях к изучению физики. Покидая Гарвард, Роберт подарил брату свой микроскоп, и тот однажды рассмотрел в него свою сперму. «Я никогда ничего не слышал о сперме, — признался Фрэнк. — Это было воистину удивительное открытие».

В конце лета Роберт получил приятное известие: Шарлотта Рифеншталь согласилась поступить на должность преподавательницы Вассарского колледжа. Когда в сентябре девушка прибыла на пароходе в гавань Нью-Йорка, Роберт встречал ее на причале. Вместе с ней приехали двое других успешных выпускников Геттингена — Сэмюэл Гаудсмит и Джордж Уленбек с молодой женой Эльзой. Оппенгеймер знал Гаудсмита и Уленбека как состоявшихся ученых. Эта пара совместно открыла в 1925 году существование спина. Роберт не жалел расходов на прием друзей в Нью-Йорке.