Оправа для бездны
Шрифт:
В Ройте железо подскочило в цене, каждый, кто мог стоять на ногах, хотел хоть перед смертью подержаться за рукоять меча – недаром говорят, что даже заяц, прижатый спиной к земле, способен разорвать лапами брюхо хищнику. У коренастого репта было семь здоровых парней, испорченных жизнью в городе, заполненном беженцами и ворами. Айра им заплатила два золотых за путь до верховьев Ласки, не сказав о том, что сойдет на берег у желтого утеса. Даже если бы у нее остался один золотой в мешке, это было бы уже достаточным соблазном, хотя именно она отвела глаза рисской страже в устье Ласки. Но еще у нее торчали из-за плеч рукояти двух дорогих мечей и висел ребенок на груди, свидетельствуя об ее кажущейся немощи и уязвимости. И не заметить на небольшой ладье восхитительную грудь незнакомки тоже было сложно, пусть даже она и отворачивалась, когда кормила ребенка. В самом деле, для великана с мелкой душой, каким оказался тот репт, соблазн был невыносим. Тем более что всякий репт знал: убить бродячую ведьму – дело достойное и, без сомнения, было бы одобрено и Сади, и Сето, и даже Суррой! Через два дня репт даст команду причалить ладью к берегу, чтобы миновать пороги по суше, и попробует напасть на Айру. Она будет готова. Только один удар пропустит – и то лишь затем, чтобы прикрыть от брошенного ножа сына, но уже потом не откажет себе в удовольствии заставить похотливых разбойников умирать от ударов меча с изгаженными штанами. А потом, благо топи останутся позади, отправится к желтому утесу вдоль берега, чтобы разминуться с Кессаа на какие-то полдня. Но это будет после, а пока она вспоминала, вполуха внимая перешептыванию будущих мертвецов. Вспоминала и никак не могла выстроить плавной линии собственной жизни.
Дуисс поразил ее. Нет, она достаточно видела городов. Да и далеко Дуиссу было до Скира, даже до Дешты, но он поразил ее, как поражает воина оружие, выполненное не для убийства, а для услаждения глаз. Хенны пощадили столицу Радучи. Они только вырезали почти всех жителей прекрасного города, за исключением детей, искусных мастеров и женщин. Женщины в большинстве своем вскоре перемерли сами, не выдержав дикого сластолюбия степняков, а мастера и дети были отправлены в неволю. Город заполнили хенны и те из их рабов, которые давно смирились с собственной рабской участью и несли ее покорно и старательно.
В Дуиссе, исключая королевский замок, вовсе не было крепостных стен. Город был открыт всем сторонам света и, как оказалось, не имел трущоб и бедных кварталов. Когда-то беднякам было запрещено селиться к Дуиссу ближе, чем в трех лигах, поэтому вокруг столицы Радучи выросли большие деревни. Теперь и они почти обезлюдели. Эскорт Айры, который ей отчего-то казался конвоем, не стал приближаться к холму, на котором высил серые стены некогда королевский, а теперь танский замок. Он свернул к мрачному особняку, отличавшемуся от прочих зданий отсутствием окон на первом этаже и украшений на фронтонах.
– Словно тюрьма, – поморщилась Айра, минуя тоннель во внутренний двор особняка. Не только витые прутья на всех окнах поразили ее, но и тяжелые стальные ворота, и не менее трех решеток, готовых преградить путь непрошеному гостю или, что скорее, исключить преждевременное расставание с гостями зваными и приглашенными.
– Тюрьма и есть, – довольно крякнул Зеес и тут же принялся орать, словно выстуженное за зиму здание было способно мгновенно превратиться в уютный дворец.
– От кого мы прячемся? – спросила Айра, вглядываясь в узкое оконце на тонущий в вечернем сумраке город.
– Не прячемся, а прячем, – оборвала ее Зия и за руку увела от окна. – Тебя прячем, девочка. А точнее, то, что сейчас толкается ножками у тебя в животе. Уже сейчас ты находишься в опасности, а завтра старший шаман отметит тебя, и опасность удесятерится. Не подходи к окну: у врагов Лека очень много хороших лучников.
Старший шаман появился на следующий день точно в полдень. Айра, которую Зия загодя вымыла горячей водой и одела в длинное хеннское платье, ждала его в самой большой комнате, стены которой, даже завешанные коврами, тем не менее давили на нее. Зия оставила ее одну, прошептав лишь несколько слов:
– Представь сама себе, что ты вещь. Лавка, кусок войлока, вымазанный в саже котел. Представь – и веди себя соответственно. Сделай так хотя бы ради своего ребенка.
Эти слова хеннской наставницы Айра поняла сразу же, едва дверь в ее комнату открылась и через порог перешагнул невысокий, но удивительно плотный хенн с широким скуластым лицом. Его плотность сквозила во всем: и в крепости тела, и в скупости движений, и в остроте взгляда, и в силе, которая, казалось, несла его на своих плечах. Для него она действительно была вещью. Или он старательно изображал отношение к ней, как к вещи.
Вслед за шаманом вошли еще трое, одного из которых – Томарга – Айра знала, а остальные ничем не отличались от него. Старший шаман и все три шамана из первого круга явились, чтобы провести обряд над будущей матерью возможного наследника верховного тана. Четыре посоха вразнобой застучали по укрытому полосами войлока полу. Четыре пары глаз с презрением оглядели избранницу Лека, и старший шаман коротко бросил:
– Раздеть.
Платье с нее сорвали так, словно оно было вражеским стягом, реявшим на захваченной башне. Холодные пальцы ободрали ей кожу на плечах, но стыда Айра не почувствовала. Ее охватили гнев и ненависть, которые она смогла скрыть, только закрыв глаза, но кроме этого гнева в груди засаднила пока еще едва тлеющая обида. Обида на то, что Лека нет рядом. Но даже и на гнев у нее не было права, и она замерла, замыкаясь в невидимой скорлупе, словно речная раковина.
Верховный шаман подошел в Айре, поймал стальными пальцами ее подбородок, мгновение что-то выглядывал в глубине ее глаз, а затем надавил перстом на лоб и медленно провел пальцем вниз, словно деля ее тело на части, до середины груди. За его спиной трое шаманов неспешно расчерчивали пол комнаты Айры, рассыпая линии серых порошков и раскладывая в точках их пересечения черные камни.
– Томарг! – окликнул старика шаман. – А ведь ты неправ. Она, конечно, пока еще невзрачный степной цветок, но рано или поздно на месте цветка может завязаться ядовитый плод.
– Теперь уже не завяжется, – проскрипел Томарг, с гримасой выпрямляя спину. – Родит Леку наследника и останется тем, что есть. Я уже говорил: неудача Санка – следствие его же заносчивости. Он выстроил слишком сильную ворожбу, чтобы сладить с нею. Я был у переката. У нее была рана на ладони, она повторила его движения и невольно заперла собственной кровью контур. А потом уж Санк сам наполнил силой ее же нехитрую ворожбу. Все совпало. Откатом Санка и Даеса просто разорвало. А уж деревья – следствие какой-то неумелой присказки: порой деревенские ведьмы сами пугаются собственной ворожбы.
– Он должен был быть мудрее, – прошипел шаман и, ощупав грудь, а затем и живот Айры, кивнул. – Да. У нее мальчик, и это ребенок Лека, сомнений быть не может. Он появится на свет в конце лета. Если, конечно, Лек доживет до конца лета.
– На все воля Степного Духа, – сомкнул руки над головой Томарг.
– Ворожба предвещает ему скорый конец, – угрюмо бросил шаман и повел Айру на середину комнаты. – Впрочем, теперь трудно ворожить: слишком многое приходится учитывать.
– Кирас! – окликнул шамана тот из троих, что был ниже всех ростом. – Ты не думаешь, что она понимает хеннскую речь?