Оптимистка
Шрифт:
— Гм, интересно. Есть где развернуться. И о каком герое ты собираешься писать?
— А кого бы выбрал ты? — Отличная возможность взглянуть на него с еще неведомой мне стороны. Келлер — книжный червь даже еще сексуальнее, чем обычный Келлер. А обычный Келлер очень, очень сексуальный.
Он выгибает бровь.
— Это твое задание, сначала ты скажи мне, а потом я тебе.
— Сидней Картон.
— Почему? — произносит он низким, мягким голосом, вызывающим желание говорить без остановки. Этот голос вытягивает из меня всю необходимую
— Потому что, он задница.
Келлер смеется.
— Все понятно.
— Что? Так оно и есть.
— Я не спорю. И? — Он опять подталкивает меня говорить.
— И... поэтому он мне понравился. Он полон пороков. Но знаешь, из всех героев он был и самым человечным. Люди делают ошибки, поэтому ему я верю больше всего. А еще он чертовски сообразительный. Никогда не думала, что юристы могут быть такими сексуальными, но теперь поняла, что что-то упустила в жизни. Я типа влюбилась в него.
Он ухмыляется на последней фразе.
— Иронично.
— Чего?
Все с той же дьявольской ухмылкой Келлер качает головой.
—Ничего. Думаешь, сможешь эффективно представить обе стороны Сиднея?
Пожимаю плечами.
— Конечно. Я всегда воспринимаю человека как одно целое, со всеми его хорошими и плохими сторонами… Я все вижу, но стараюсь, чтобы это не влияло на мое суждение о человеке. Люди — сложные существа, так же как и сама жизнь.
На какой-то момент в глазах Келлера появляется отсутствующее выражение, но оно исчезает так же быстро, как и появляется.
— Очень важно, чтобы ты дочитала книгу до того, как начнешь писать сочинение. Не хочу раскрывать интригу, но вполне возможно, что ты по-другому посмотришь на него, закончив ее.
Я сижу в пол-оборота к Келлеру, нога согнута в колене и лежит на маленькой подушечке. Моя голень касается его бедра.
— Так и сделаю. — Слегка толкаю его колено ногой. — Так, что насчет тебя, Профессор Бэнкс? Какого героя выбрал бы ты?
— Тоже Сиднея. Вопреки всему, он изумителен. — Он выгибает бровь. — Как бы странно это ни звучало. Меня всегда интриговало то, что он делает в конце книги. То, что заставляет его это делать. Наверное, какое-то очень сильное чувство.
Мои брови поднимаются под стать его.
— Дружище, ты возбудил мое любопытство.
— Ты можешь пожалеть об этом, — говорит он, как будто предупреждая.
— Не могу не спросить. Ты специализируешься в английской литературе? Определенно, она тебе нравится.
На его губах появляется полугрустная, полуозорная улыбка.
— Хотел бы... но я готовлюсь к юридической школе.
Прикрываю глаза ладонью, сожалея о своем комментарии по поводу сексуальности юристов. Лучше было бы промолчать по поводу влюбленности в Сиднея Картона.
Келлер смеется и спасает меня от необходимости что-то говорить, задав вопрос о моей специализации.
С облегчением убираю ладонь с глаз.
— Специальное образование.
Он кивает.
— Хорошо. Только, наверное, тебе стоит выбросить из своего лексикона некоторые словечки, когда станешь преподавателем.
Несмотря на все усилия, краснею.
— Я знаю, дружище. Плохая привычка. Вот, что происходит, когда всю свою жизнь тусуешься с парнями.
Неожиданно позади меня раздается голос, и я в испуге подпрыгиваю на месте.
— Келлер Б, что новенького?
Келлер переводит взгляд на молодого человека, стоящего за креслом. Они оба поднимают подбородки, как это делают парни, когда им слишком тяжело сказать «привет».
— Ничего. — Келлер поворачивается и представляет меня: — Иеремия, это Кейт.
Иеремия лениво протягивает мне руку.
— Как дела, Кейт? — Осмотрев его с головы до ног, я улыбаюсь. Иеремия первый человек в Миннесоте, от вида которого меня пробрала тоска по Калифорнии. В Лос-Анджелесе я бы прошла мимо и даже не обратила бы на него внимания, но здесь он бросается в глаза. У него явно крашеные черные волосы, стрижка под машинку, нависшие над темно-коричневыми глазами веки. Губу и нос украшает пирсинг, а в ушах тоннели. На нем черное шерстяное пальто в стиле эпохи гражданской войны из-под воротника которого виднеется татуировка, заканчивающаяся где-то в районе шеи.
На костяшках пальцев татуировки в виде букв, но я не могу прочитать, что они означают. Его черные джинсы заправлены в высокие черные зашнурованные солдатские бутсы.
— Привет, Иеремия. Отличное пальтишко, приятель.
Судя по его улыбке, он удивлен комплименту.
— Спасибо. — Его взгляд возвращается к Келлеру. — Ты собираешься сегодня на концерт «Reign» в Милуоки?
— Не, Дункан забрал «Зеленую Машину», да и в любом случае, туда сильно далеко ехать. — Разочарование на его лице очевидно.
Иеремия медленно кивает.
— И я тоже. Нет денег. — Кончиками пальцев он стучит по подлокотнику кресла. — Ну, я лучше пойду. Увидимся, бро. — Лениво машет мне на прощанье. — Рад был познакомиться, Кейт.
Киваю в ответ.
— И я тоже, Иеремия. Не переживай.
Когда Келлер поворачивается ко мне лицом, я вижу, что чувство разочарования не покинуло его. Такое ощущение, что я смотрю на ребенка, которому ничего не подарили на рождество.
— Что это за «Зеленая Машина»?
— Мой Субурбан. Мы с Дунканом вместе им пользуемся.
— Понятно. А кто играет в Милуоки?
Он пожимает плечами. «Reign to Envy». Моя любимая группа.
Быстро прокручиваю в голове свой музыкальный список и обнаруживаю как минимум две знакомые песни. Они очень даже ничего. Если бы у «Deftones» и «The 69 Eyes» появилось бы дитя любви, то это были бы «Reign to Envy». Они играют рок, довольно тяжелый, немного дарк (прим. смесь различных стилей: готического, альтернативного рока, хеви-метал), но не настолько, чтобы не получить ротацию на радио. Группа пока не сильно раскручена, но быстро набирает популярность.