Опять вы, Иможен?
Шрифт:
Иможен Мак-Картри проснулась далеко за полдень. Вокруг стояла глубокая тишина, сначала несколько озадачившая привычную к лондонскому шуму горожанку. Еще не вполне пробудившееся сознание не сразу вспомнило этапы ночного и утреннего путешествия — сначала Хьюстонский вокзал, потом долгий путь от Эдинбурга до Стирлинга и наконец рано утром, но уже не на поезде, а на такси, она подъехала к самому крыльцу родного дома. Несмотря на столь ранний час, миссис Элрой ждала Иможен. Они обнялись, радуясь встрече и немного смущенно думая, что теперь уже не расстанутся, пока одна из них не проводит другую на кладбище. Розмери заставила мисс Мак-Картри плотно позавтракать, а потом уложила в постель и сама заботливо подоткнула одеяло. Порой миссис Элрой так погружалась в воспоминания,
Увидев, что Иможен открыла глаза, Розмери торопливо приготовила чай. Мисс Мак-Картри накинула халат и с удовольствием еще раз подкрепилась, но не успела покончить со вторым завтраком, как у калитки зазвенел колокольчик. Старуха отодвинула занавеску и объявила, что видит Тайлера и Мак-Клостоу. Иможен чуть не подавилась последним кусочком кекса.
— Как, эти клоуны уже тут? Неужели не могли дать мне хотя бы дух перевести с дороги?
Миссис Элрой покачала головой.
— Не думаю, что они пришли сюда с дурными намерениями, мисс Иможен… Вчера вечером, когда я сказала, что вы решили впредь вести себя тихо и вообще как можно меньше показываться в городе, оба чуть не расплакались, особенно Мак-Клостоу…
— Ну да?
— Еще бы! Вспомните-ка, какую веселенькую жизнь вы им устроили! А мои слова хоть и обнадежили, но вряд ли окончательно усыпили прежние опасения, вот наши молодцы и хотят проверить… наврала я или нет.
Шотландская амазонка решила, что сейчас самое время выяснить, справится ли она с ролью, тщательно обдуманной накануне, в поезде. Если Иможен сумеет провести полицейских, никто уже не станет ее опасаться, и сэр Дэвид Вулиш, когда ему понадобится помощь, сможет тем спокойнее воззвать к мисс Мак-Картри, что ни единой живой душе ни за что не догадаться о ее тайных деяниях. Иможен потуже запахнула халат, подняла воротник и прилегла на диван в позе умирающей, не забыв прикрыть ноги пледом. Теперь можно было послать Розмери за полицейскими.
Сержант с первого взгляда понял, что перед ним совсем не та женщина, о которой он сохранил столь кошмарные воспоминания. А Тайлер просто вылупил глаза, недоумевая, как можно настолько измениться за такой короткий срок. И беднягу констебля охватила глубокая грусть. Мак-Клостоу объяснил, что они с помощником пришли приветствовать новую обитательницу Каллендера и предложить ей свои услуги. Трудно сказать, кто из них больше лицемерил — Мак-Клостоу, так и светившийся благожелательностью, или Иможен, глухо бормотавшая слова благодарности. Лишь Розмери и Тайлер нисколько не играли, и констебль совершенно искренне схватил протянутую руку шотландки, от души пожелав, чтобы воздух родных гор поскорее вернул ей утраченную бодрость.
— Спасибо, Сэмюель… спасибо, Мак-Клостоу… Во всем Каллендере не найдется человека, чье посещение порадовало бы меня больше вашего… Когда-то мы ссорились…
— Пустяки, мисс, — самым любезным тоном пробормотал Арчибальд, — забудем об этом…
— Да-да, часто я вам обоим доставляла лишние хлопоты… и теперь испытываю некоторые угрызения совести…
Тайлер чуть не плакал — ему казалось, он слушает предсмертную исповедь Иможен.
— Не надо так, мисс Иможен, не надо! — почти простонал он. — Мы тоже наделали немало глупостей!
Сержант счел, что Сэмюель малость перегибает палку, и сердито зашипел ему на ухо:
— Говорите, черт возьми, за себя, Тайлер, и только за себя!
Меж тем мисс Мак-Картри продолжала:
— Впрочем, та, что брала на себя смелость поступать таким образом и добивалась-таки блестящих результатов — уж об этом, надеюсь, вы не станете забывать, друзья мои? — увы, теперь бесконечно далека от меня… примерно как младшая сестра, с которой давно разошлись пути… Вы не против, джентльмены, если я буду иногда с грустью и нежностью вспоминать о ней?
Давненько Арчибальду Мак-Клостоу не доводилось испытывать столь благородных чувств.
— Мы никогда не позабудем той, что была славой Каллендера!.. — задыхаясь от волнения, воскликнул он.
— …и, отчасти, его кошмаром? — лукаво добавила Иможен.
Сержант отвесил галантный поклон.
— Совсем чуть-чуть… Ну, Тайлер, я думаю, теперь, когда мы выразили мисс Мак-Картри всю свою преданность, пора и честь знать…
Но констебля так душили слезы, что он не мог пробормотать ни слова. Сэмюель лишь поклонился и побрел следом за шефом и миссис Элрой. Оставшись одна, Иможен бросилась в спальню, открыла чемодан и отхлебнула приличный глоток виски из бутылки, купленной накануне в Лондоне, дабы уберечь себя от дорожной усталости.
Констебль и сержант возвращались в Каллендер под впечатлением недавней сцены. Встреча с Иможен оживила воспоминания. Наконец Тайлер нарушил молчание, спросив Мак-Клостоу, что тот думает о мисс Мак-Картри. Арчибальд ответил не сразу — он любил производить впечатление человека рассудительного, а когда все же решился открыть рот, голос его звучал скорбно и сурово:
— Вы хотите знать мое мнение, Сэмюель… Ну так вот… По-моему, бедняжка вряд ли долго протянет…
ГЛАВА II
Агнес Неджент не понимала, что за муха укусила ее супруга, почтенного Малькольма Неджента, владельца скобяной лавки на улице Джона Нокса в славном городе Перте. Несмотря на субботний день, ей пришлось встать спозаранку, ибо до полудня предстояло заниматься магазином в одиночку — муж, видите ли, уезжает в Каллендер, где, как мальчишка, облачившись в смешные короткие штанишки и курточку, должен трусцой бегать по полю то под аплодисменты, то под улюлюканье сотен мужчин и женщин. Нет, Агнес решительно не понимала своего Малькольма, хоть и прожила с ним двадцать два года, успев нарожать за это время пятерых детей. А Малькольм Неджент просто-напросто мечтал о славе. Политическая карьера показалась ему слишком трудной, и мысли сами собой обратились к спорту — другой не менее блестящей возможности добиться желанной известности. А поскольку ни малейшего спортивного дарования у Неджента не обнаружилось, он решил заняться арбитражем. К несчастью, Малькольм отнюдь не блистал умом, и ему было очень трудно с нужной быстротой штрафовать нарушителей правил и замечать ошибки в схватке или нападении. Инструкторы скоро утратили на его счет какие бы то ни было иллюзии: если с теоретической точки зрения Неджент отвечал безукоризненно, то практические результаты далеко не дотягивали даже до среднего уровня. Дело обстояло так скверно, что к пятидесяти годам Малькольму Недженту лишь впервые предстояло самостоятельно судить состязания по регби. Злые шутники, очевидно решив навеки отбить у бедняги охоту к спортивной карьере, ибо та сулила ему одни неприятности, предложили назначить Неджента арбитром на матче между командами Каллендера и Доуна, хотя все отлично знали, что таковые значительно больше напоминают корриду, нежели дружескую встречу соперников. Узнав о назначении, Мальком ног под собой не чуял от счастья. Совершенно забросив торговлю, он погрузился в изучение разнообразных комбинаций, могущих возникнуть в ходе матча. Несчастной Агнес то и дело приходилось задавать мужу каверзные вопросы насчет спорных случаев и других ловушек, в которые часто попадают арбитры. И всякий раз Малькольм выходил из положения с таким блеском, что кроткая супруга, ничуть не подозревавшая о широте познаний Неджента в области регби, взирала на него с возрастающим изумлением.
Утром, входя в гостиную, где Агнес уже поставила на стол яичницу с ветчиной и чайник, Неджент гордился собой не меньше, чем маршал Монтгомери, узнав о паническом отступлении маршала Роммеля. И, словно разделяя восторг, переполнявший сердце Малькольма, небо над Пертом в тот день поражало необычной голубизной и явно обещало на редкость хорошую погоду. Неджент уселся за стол и, энергично работая вилкой, начал быстро уничтожать яичницу.
— Поймите же, Агнес, для меня это великий день! — объяснял он жене, проглотив очередной кусок. — Надеюсь, в Каллендере я сумею так провести матч, что заслужу одобрение обеих команд и восхищение публики. Я буду тверд, но справедлив, и придираться не стану. Возможно, тогда джентльмены из Шотландской лиги уразумеют наконец, что я прирожденный арбитр, а тогда — вы только представьте, Агнес! — не исключено, что уже в следующем сезоне я выйду на поле в Эдинбурге или Глазго. Честно говоря, дорогая, нынче ночью я уже видел во сне, что меня назначили арбитром на турнир пяти наций в Твикенхеме… Но это, конечно, пока лишь сон…