Опыты любви
Шрифт:
7. В мае 1972 года три члена японской «Красной армии», которая вооружалась, обучалась и финансировалась Народным фронтом освобождения Палестины, приземлились на борту регулярного рейса в аэропорту Лод поблизости от Тель-Авива. Они вышли из самолета, проследовали с остальными пассажирами в зону прилета, а оказавшись там, достали из своего ручного багажа автоматы и гранаты. В помещении, где было много народа, они открыли беспорядочную стрельбу, убив двадцать четыре человека и ранив еще семерых, после чего сами были застрелены представителями органов правопорядка. Что общего эта бойня имела с проблемой автономии Палестины? Убийцы не ускорили мирный процесс, они лишь настроили общественное мнение в Израиле против палестинцев, а кроме того, по иронии случая среди жертв террористов большинство оказались даже не гражданами Израиля, а паломниками из Пуэрто-Рико, намеревавшимися посетить Иерусалим. И все же было нечто в каком-то смысле оправдывавшее эту акцию, а именно — потребность найти выход негативным эмоциям в ситуации, где диалог с некоторых пор перестал приносить результаты.
8. Мы оба могли выделить на поездку в Париж только два дня, поэтому взяли билеты на последний рейс из Хитроу в пятницу и предполагали вернуться поздно вечером в воскресенье. Хотя мы летели во Францию праздновать годовщину, это больше походило на похороны. Когда самолет приземлился в Париже, зал прилета выглядел темным и пустым. Незадолго перед тем пошел снег, дул ледяной северный ветер. Пассажиров было больше, чем такси, поэтому мы взяли машину на троих — вместе с женщиной, с которой познакомились еще на паспортном контроле. Она была адвокатом и приехала из Лондона в Париж на конференцию. Женщина была привлекательной, и я, хотя вовсе не был в настроении обращать внимание на кого-либо, тем не менее флиртовал с ней по дороге в город. Когда Хлоя делала попытку присоединиться к разговору, я перебивал ее, обращаясь исключительно (и с подтекстом соблазнения) к этой женщине. Однако то, удается ли нам вызвать ревность, зависит от одного важного обстоятельства: склонен ли человек, против которого направлена провокация, реагировать на это. Поэтому террористическая ревность — предприятие всегда рискованное: насколько далеко я смогу зайти, пытаясь заставить Хлою ревновать? А что, если реакции не последует? Я не мог быть уверен, скрывает ли она свою ревность, как если бы хотела спровоцировать меня (так поступают политики, заявляя по телевидению, что оставляют без внимания угрозы террористов), или ей действительно было все равно. Одно можно сказать наверняка, Хлоя не доставила мне удовольствия каким-либо проявлением ревности и была так мила, как не бывала уже очень давно, все то время, какое понадобилось, чтобы добраться до нашей комнаты в маленькой гостинице на улице Жакоб.
9. Террористы пускаются в авантюры в надежде вызвать своими действиями ужас настолько сильный, что одного его хватит, чтобы достичь любой цели. Известна история одного преуспевающего итальянского бизнесмена, которому однажды вечером в офис позвонили террористы и сообщили, что в их руках находится его младшая дочь. В качестве выкупа была заявлена огромная сумма. Требования сопровождались угрозой, что, если деньги не будут выплачены, отец больше не увидит свою дочь живой. Однако этот человек не ударился в панику, а небрежно ответил, что, убив дочь, они сделают ему большое одолжение. Дело в том, что у него десять детей, и все они — источник постоянных переживаний и разочарований, содержание их обходится дорого, и, вообще, дети для него — достойная сожаления расплата за немногие счастливые минуты в постели. Выкуп не будет выплачен, а если они хотят убить девочку, то пусть поступают по своему усмотрению. И выразившись так резко, он бросил трубку. Террористы поверили ему, и не прошло нескольких часов, как девочка оказалась на свободе.
10. Когда мы проснулись на следующее утро, снег все еще шел, но было слишком тепло, и он сразу же таял. Мостовые превратились в слякоть под цвет грязно-серого низкого неба. Мы решили, позавтракав, пойти в музей д’Орсэ, а во второй половине дня планировали поход в кино. Я только что захлопнул дверь гостиничного номера, как Хлоя резко спросила:
— Ключ у тебя?
— Нет, — ответил я. — Минуту назад ты сказала, что он у тебя.
— Разве? Я этого не говорила, — сказала Хлоя. — У меня нет ключа. Теперь из-за тебя мы не сможем попасть в номер.
— Я тут ни при чем. Я закрыл дверь, будучи уверен, что ключ у тебя, потому что не нашел его там, где оставил.
— Слушай, не говори глупостей, у меня его нет. Теперь мы не сможем попасть в номер — из-за тебя.
— Из-за меня! Господи, перестань обвинять меня в том, что ты забыла ключ.
— Я не имела никакого отношения к ключу.
С этими словами Хлоя повернулась к лифтам, и тут (как это бывает в романах) из кармана ее пальто на коричневый гостиничный ковер выпал ключ.
— Ой, я виновата. Он был все время у меня — ничего себе! — сказала Хлоя.
Но я решил не прощать ей так легко и рассердился.
— Вот значит как, — сказал я и, как в глупой мелодраме, бросился вниз по лестнице.
Хлоя кричала мне вслед:
— Подожди, не валяй дурака, куда ты? Я же сказала, что была виновата.
11. Успешно спланированная террористическая обида должна быть спровоцирована каким-то, пусть незначительным, проступком со стороны того, против кого она направлена. При этом она отличается явной диспропорцией между понесенным ущербом и грянувшим за ним возмездием, когда наказание слабо связано с исходным оскорблением и носит такой характер, что от него нельзя легко уйти, прибегнув к обычным в таком случае способам. Я долгое время ждал возможности обидеться на Хлою, но начинать дуться, когда человек ни в чем конкретном не виноват, неплодотворно, поскольку есть опасность, что другой просто не обратит внимания и комплекс вины не расцветет пышным цветом.
12. Я мог бы какое-то время кричать на Хлою, она — на меня, и тогда между нами не состоялся бы спор по поводу ключа. Всякая обида берет начало от несправедливости, которая, возникнув, могла бы тотчас исчезнуть, но вместо того была взлелеяна обиженным и припасена на потом, чтобы, проявившись, отозваться гораздо более болезненно. Откладывание объяснений усугубляет обиду, чего не происходит, если дело разъясняется тут же. Дать сразу понять, что ты сердишься, — самый великодушный поступок, который только можно совершить, потому что он спасает объект обиды от пускающего корни чувства вины, а значит, от того, чтобы оставить свои бастионы и сойти вниз к обиженному. Я и не думал делать Хлое такого одолжения, поэтому вышел один из гостиницы и направился к Сен-Жермен [52] , где провел два часа, переходя из одного книжного магазина в другой. Потом, вместо того чтобы вернуться в гостиницу и оставить записку, я пообедал один в ресторане, после чего посмотрел два фильма подряд и в конце концов добрался до своего номера только к семи часам вечера.
52
Сен-Жермен-де-Пре — аббатство на левом берегу Сены в черте Парижа, исторический памятник.
13. Самое главное в терроризме — то, что он в первую очередь призван привлечь внимание. Это разновидность психологической войны с целями (например, создание Палестинского государства), никак не связанными с применением военной техники (открыть огонь в зале прибытия аэропорта Лод). Происходит характерная нестыковка целей и средств, обида используется для того, чтобы обратить внимание на нечто, не имеющее к ней непосредственного отношения: «Я сержусь на тебя за то, что ты обвинила меня в пропаже ключа» заключает в себе дальнейший, более широкий смысл (о котором напрямую не говорят): «Я сержусь на тебя за то, что ты больше меня не любишь».
14. Хлоя не была жестокой и, что бы я там ни говорил, имела достаточно великодушия, чтобы обвинять себя. Она попыталась бежать за мной по дороге к Сен-Жермен, но потеряла меня в толпе. Потом вернулась в гостиницу и некоторое время ждала, после чего отправилась в музей д’Орсэ. Когда я в конце дня вернулся, то застал ее лежащей в кровати. Ничего не сказав ей, я прошел в ванную и долго стоял под душем.
15. Обижающийся — сложная натура, его сообщения крайне противоречивы, он во всеуслышание требует помощи и внимания и в то же время готов его отвергнуть, поскольку хочет, чтобы его понимали без слов. Хлоя спросила, могу ли я ее простить, говорила, что ненавидит оставлять нерешенные споры и хочет, чтобы мы провели приятный вечер, отмечая нашу годовщину. Я ничего не ответил. Не в состоянии высказать все свое раздражение против Хлои (раздражение, никак не связанное с ключом), я потерял чувство меры. Почему мне было так сложно сказать, на что я обиделся? Потому что существовала опасность проговориться об истинной причине обиды: что Хлоя перестала меня любить. Мою боль было так трудно передать словами и она имела так мало общего с забытым ключом, что я выглядел бы глупо, заговори я сейчас об этом. Поэтому я был вынужден молчать. Поскольку я не мог прямо сказать, что я чувствую, я прибегнул к иносказанию, наполовину боясь, наполовину надеясь, что она поймет смысл моих слов.
16. После моего душа мы наконец выяснили отношения в истории с ключом и отправились ужинать в ресторан на острове Сите. Мы оба пребывали в отличном настроении, изо всех сил старались избегать неловкости, болтали на нейтральные темы о книгах, фильмах и столицах. Со стороны (например, официанту) могло показаться, что двое действительно счастливы вместе — так что романтический терроризм торжествовал существенную победу.
17. И тем не менее у обычных террористов перед романтическими террористами есть существенное преимущество — то обстоятельство, что в их требования (даже самые дерзкие) не включается самое дерзкое требование из всех — требование, чтобы их любили. Я сознавал, что наше счастье в тот вечер в Париже было самообманом, потому что любовь, которую выказывала Хлоя, не явилась сама собой. Это была любовь женщины, чувствующей себя виноватой в том, что ее привязанность иссякла, но которая тем не менее пытается проявить лояльность (чтобы одновременно убедить и себя, и его). Поэтому вечер не был для меня по-настоящему счастливым: обида сделала свое, но победа оказалась тщетной.