Оракул мертвых
Шрифт:
К вечеру капитан добрался до Салоник и остановился в гостинице на берегу моря. Он рано лег спать, ибо чувствовал себя уставшим, но, прежде чем растянуться на постели, взял свою «беретту» 9-го калибра, зарядил ее, передернул затвор, досылая пулю в ствол, поставил на предохранитель и положил под подушку. Ему казалось, он находится недалеко от линии огня.
Однако прошло две недели, и все оставалось спокойно: Влассос вставал довольно поздно, отправлялся в кафе завтракать и судачил с другими бездельниками почти до самого обеда. По их жестам можно было заключить, что они обсуждают футбол и женщин. Каждый день, каждый божий день. Днем он ложился спать и дрых допоздна, а потом обычно брал лодку, отправлялся на середину проклятой бухты и часами сидел как идиот с удочкой в руке. Он курил, натягивал леску, снова курил. Время от времени у него клевало, и он вытаскивал из воды отвратительных, покрытых наростами рыб. Караманлис начал его ненавидеть.
Портолагос оказался самым ужасным местом из всех, какие он только мог себе вообразить: комары жалили даже днем и водились тут тучами. Непонятно, как люди со здоровым рассудком могут жить там, где комары жалят даже днем. Он постоянно натирался карандашом против насекомых, но со временем от этого косметического средства у него появилась экзема и крапивница, и стало еще хуже. Он дошел до того, что, казалось, если кто-нибудь пристрелит Василиоса Влассоса, он будет этому только рад.
Но самым невыносимым наказанием стала ночная слежка. Каждую ночь, или почти каждую, Влассос отправлялся к своей любовнице, жившей в убогой лачуге на берегу лагуны, там, где располагался мост, ведущий в Комотини, — старый военный мост, сделанный из деревянных шпал. Рядом росла столетняя акация, вокруг которой в зарослях травы обитало невероятное количество комаров. А другого места, чтобы прятаться, не было. Оттуда капитан мог контролировать все полупустое пространство около дома, но время от времени из предосторожности он подходил к окну и заглядывал внутрь: они занимались любовью при свете, и зрелище это с каждым разом становилось ему все более невыносимым.
У любовницы Влассоса, огромной толстозадой женщины с гигантскими грудями и круглыми, массивными ляжками, на белой коже четко выделялась черная блестящая растительность на подмышках и в паху, спускавшаяся по внутренней стороне бедра до самых колен. Влассос забирался на эту груду мяса с пылкостью борова во время случки, и всякий раз благодаря его стараниям огромная самка трепетала, дрожала и стонала, словно юная девушка в объятиях первого возлюбленного. А после того как он кончал и откидывался на спину, тяжело дыша, она целовала и облизывала его везде, как корова облизывает только что родившегося теленка. Караманлис, чей желудок был весьма чувствителен к некоторым вещам, несколько раз испытывал рвотные позывы… И все же в каком-то смысле Влассос вызывал восхищение: в таком возрасте он все еще был способен часами держаться в седле, черт возьми, да еще и с таким созданием, справиться с которым кому угодно другому показалось бы не под силу. Что же тогда он мог бы проделать с красивой, свежей девушкой… да… красивой и молодой?
В какой-то момент Караманлису показалось, что он ошибся. Влассоса могли тысячу раз с легкостью убить на рыбалке. Убийца, конечно, не стал бы ждать, пока он вернется к службе и будет вооружен, да еще и не один… Руссоса, Шилдса и Карагеоргиса убили в укромных и уединенных местах… Так чего тогда стоят все его умственные построения? Однако так лучше, если хорошенько рассудить, так лучше, хоть он и не знал теперь, с чего начинать расследование.
Настал последний вечер отпуска Влассоса, и Караманлис увидел, что сержант не торопился на рыбалку вопреки обыкновению, а остался дома. Капитан решил, что тот собирает чемоданы и готовится к отъезду. Он решил позволить себе немного отдохнуть за ужином, потом вернуться и нести вахту у дома Влассоса до часу или двух ночи, как обычно, а после отправиться спать в пансион напротив и держать ухо востро, как и каждую ночь. С другой стороны, полиция предупредила Влассоса об опасности. Наверняка дома у него есть пистолет, да и на прогулку он ходит вооруженным.
Караманлис приехал в деревню, находившуюся в нескольких километрах от Портолагоса, под названием Мессемврия, и заглянул в единственную таверну, заказав себе тарелку бараньих ребрышек с печеным картофелем. За соседним столиком сидел папас, многие говорили по-турецки: граница проходила неподалеку.
В какой-то момент к нему подошел хозяин и принес поллитра рецины.
— Вас угощает господин, сидящий вон там, в дальнем конце зала, — сказал он, ставя на стол два чистых стакана. Караманлис поднял голову и встретился глазами поверх шевелюр и лысин других посетителей, поверх голубоватой пелены сигаретного дыма с твердым взглядом адмирала Богданоса.
Наконец-то ситуация начинает проясняться. Он знаком пригласил адмирала к столу, не выказывая особенного удивления. Богданос встал, возвысившись над слоем дыма, словно вершина горы над облаками, подошел и сел напротив него. Караманлис разлил вино по стаканам.
— Вы как будто не удивлены, видя меня после стольких лет, — сказал Богданос.
— Верно. Я заметил вас в окрестностях Диру несколько недель назад, и сердце подсказало мне, что мы и здесь с вами встретимся.
— Ах вот как? И что же навело вас на эту мысль?
— Дело в том, что здесь находится на отдыхе сержант полиции Василиос Влассос из Главного управления полиции Афин, и с ним тоже может что-нибудь случиться, как с беднягами Руссосом и Карагеоргисом или как с господином Джеймсом Генри Шилдсом.
— Вы, кажется, уже сделали вполне четкие выводы касательно ряда преступлений.
— И вы тоже, если я не ошибаюсь.
— Вы действительно не ошибаетесь. И сейчас вам не следует здесь сидеть: вы оставили Влассоса одного, а убийца, быть может, только этого момента и ждал, чтобы именно сейчас нанести удар, без помех и наверняка.
Караманлис стукнул кулаком по столу, от чего зазвенели столовые приборы на тарелке и заколыхалось вино в стаканах.
— И у вас хватает смелости приходить сюда и делать мне подобные предсказания? Ведь это вам мы обязаны тем, что безумец разгуливает на свободе и развлекается, убивая моих людей, и одному Богу ведомо, когда закончится вся эта история… Я хочу, чтобы вы знали: лично у меня есть одно объяснение этой кровавой бойне — Клаудио Сетти не умер, хоть вы и уверяли меня в обратном. Он жив и здоров, и ему взбрело в голову по очереди расправиться со всеми нами и доставать нас своими дурацкими посланиями.
Его слова как будто смутили Богданоса.
— Честно говоря, должен признать, все обстоятельства приводят именно к такому заключению…
— Отлично. Мне приятно, что вы одобрили мою гипотезу. И как вы объясните все эти замечательные события? Между нами было условие, которое вы не соблюли.
— Я не мясник, странно было бы ожидать, что я лично физически устранил заключенного. Я только отдал приказ, и у меня нет оснований считать, что его не исполнили.
— Да, — проговорил Караманлис. — Вы рук не пачкаете… Грязную работу вы предоставляете другим… А теперь мы все на мушке у этого проклятого… Мне наплевать на ваше благородное чванство. Вы должны рассказать мне, что вам известно о том, как окончил свои дни Клаудио Сетти, какого черта вы делали в Диру и что, гром вас разрази, вы делаете здесь.
Богданос словно бы опомнился.
— Следите за своим языком, Караманлис, и не забывайте, с кем говорите. Вы не вправе что-либо с меня требовать или спрашивать. Я здесь, чтобы найти объяснение этим преступлениям, чтобы установить убийцу и уничтожить его, если возможно. Только тогда у нас будет гарантированный ответ и… мы окончательно закроем дело. Обещаю вам, что после этого вы больше никогда меня не увидите. А пока что время поджимает: кое-кто в министерстве начал задавать вопросы… связывать воедино цепь совпадений… Нужно покончить со всем этим сейчас.