Оракул
Шрифт:
— Надо пройти через очистительный огонь, — прошептала Катюша.
— Это в каком же смысле? — удивился Калиостро, стоявший за спиной влюбленной парочки.
Пример колеблющимся подала Ефросинья, в одно мгновение сбросившая с себя одежду и прыгнувшая через костер. Аполлон ахнул, поскольку во время прыжка ведьмы огонь устрашающе вспыхнул и едва не опалил развивающиеся волосы женщины. Пока Ярослав раздумывал, пристойно ли раздеваться в присутствии почтенной публики, примеру Ефросиньи последовали граф Глинский и императрица.
— Что ты копаешься, — сердито прошептала Катюша, которая уже успела избавиться от платья и теперь зябко поводила плечами под налетевшим с реки свежим ветерком.
Ярослав последовал ее примеру просто потому, что глупо было стоять одетым среди обнаженных людей. Свободный от комплексов Кравчинский уже проделал все необходимые
— Врата открылись!
И сразу же ослепительный свет ударил Ярослава по глазам, инстинктивно он их закрыл, но Катюшу из своих объятий не выпустил. А далее послышались крики, как показалось детективу, не предусмотренные сценарием. Во всяком случае, он отчетливо услышал звон стали, топот копыт, и полный ярости голос Коляна Ходулина:
— Получи, гад!
Кузнецов мгновенно вскочил на ноги. По поляне вихрем носились всадники на мохнатых низкорослых конях и беспрерывно метали стрелы во всех направлениях. Одна стрела просвистела возле правого плеча Ярослава и впилась в белеющий ствол за его спиной. Похоже, это были те самые то ли печенеги, то ли монголо-татары, уже однажды пытавшиеся подстрелить Коляна Ходулина. Один из всадников вознамерился подхватить в седло Ефросинью и без церемоний вцепился ведьме в волосы.
— Друбич, — вновь услышал Ярослав голос Глинского, — ты что, заснул?!
Кузнецов метнулся к своей одежде, которая, по счастью, лежала на виду. Искал он собственно шпагу, но второпях наткнулся на револьвер. Выстрелил он не раздумывая. Пленивший было Ефросинью печенег кулем повалился с седла. Всадников было около десятка, но после того как Ярослав израсходовал все патроны, в седлах осталось только четверо. Один из них занес над головой детектива кривую саблю, но Кузнецов уже подхватил с земли шпагу лейб-гвардии поручика и успел не только отвести удар, но и ткнуть снизу вверх под кольчугу печенега хорошо заточенным клинком. Через секунду Кузнецов был уже в седле чужого коня. Окружившие Коляна Ходулина всадники не выдержали напора голого детектива и повернули к зарослям. Вошедший в боевой раж Ярослав обрушил свою шпагу на голову ближайшего печенега и, если не убил, то, во всяком случае, оглушил своего противника. Двое уцелевших скрылись в лесу. Кузнецов на всякий случай отъехал в тень, опасаясь шальной стрелы, но нападавшие были, видимо, деморализованы нешуточным отпором и помышляли сейчас только о бегстве.
— Все целы? — спросил Ярослав, оглядывая заваленную телами печенегов поляну.
— Я, во всяком случае, в относительном порядке. — Послышался неуверенный голос Аполлона Кравчинского.
Больше всего Кузнецов волновался за Катюшу, но, к счастью, все обошлось. Графиня Глинская даже не выглядела испуганной, кажется, она еще не до конца поняла, что случилось. Потеря девственности оказалась для нее большим потрясением, чем нападение невесть откуда взявшихся печенегов. Справедливости ради надо отметить, что вся эта катавасия на лесной поляне длилась никак не более пяти минут.
— Благодарю вас, Друбич. — Подошедший Глинский с чувством пожал детективу руку. — Вы оказали нам неоценимую услугу.
Ярослав ждал благодарности из уст императрицы, но ее величество была настолько взволнована происшедшим, что ограничилась лишь кивком.
— Откуда взялись эти негодяи? — поинтересовался, склоняясь над поверженным печенегом, Кравчинский.
Вопрос остался без ответа, зато в наступившей тишине торжественно прозвучал громкий голос Ефросиньи:
— Оракул нас ждет.
Ярослав счел невежливым являться к оракулу в голом виде. Спрыгнув с чужого коня, он принялся натягивать на себя одежду. Все остальные последовали его примеру. Врата действительно открылись, тут Ефросинья была права. Вот только куда они ведут, можно было только догадываться. Ярославу эта расцвеченная огнями дуга напомнила что-то очень знакомое.
— Диадема, — подсказал ему Кравчинский. — Только она очень увеличилась в размерах.
Причем настолько увеличилась, что вполне способна была вобрать в себя не только пешего, но и конного. Однако искатели приключений и смысла жизни не торопились сделать шаг в неизведанное.
— Мне показалось, что кто-то туда проник, — поделился своими наблюдениями Кравчинский.
— Ты уверен? — уточнил Ярослав, отлично зная, каким пылким воображением отличается его старый друг, способный углядеть слона там, где иному померещится только мышь.
— Я тебя умоляю, — возмутился Кравчинский. — Какая тут может быть уверенность, когда на тебя наваливается целая орда монголов и ты не знаешь, куда от них бежать. Кстати, а где ты взял револьвер?
— Подарок фон Дорна бывшему сослуживцу. Кравчинский еще собирался что-то спросить, но тут Ефросинья сделала первый уверенный шаг к разверзшимся вратам, и друзьям не оставалось ничего иного, как последовать за ней. Катюша схватила за руку Ярослава, словно боялась потеряться в сгущающейся тьме. Возможно, это был тоннель. Во всяком случае, звезды вдруг исчезли с небосклона. Ярослав поднял руку, надеясь нащупать перекрытие, но рука его ухватила только пустоту. К счастью, непроглядная тьма оказалась не вечной, через минуту-две впереди мелькнул свет, ставший для шестерки смелых путеводной звездой.
Ярослав опасался новой парализующей вспышки, но в этот раз все обошлось, оракулу, видимо, надоело пугать своих гостей, и он ограничился лишь легкой подсветкой.
— Е-мое, — потрясенно вымолвил Кравчинский, замирая на месте при виде величественного сооружения, открывшегося вдруг взорам отважных следопытов.
Ярослав был потрясен не меньше поэта. Ему никогда в жизни не доводилось видеть ничего подобного. Сравнить его можно было разве что с пирамидой Хеопса, которая находится где-то в Египте. Но Кузнецов сейчас пребывал не в Африке, а на Среднерусской равнине, где никогда таких зданий не строили. И тем не менее громада существовала. Она возвышалась на холме, и к ней вела утрамбованная многими тысячами ног дорога. Ошарашенный детектив так и не понял, почему непроглядная ночь вдруг сменилась ясным днем, а спросить пока что было не у кого. Местность вокруг была незнакомая. Однако Ярослав не рискнул бы назвать этот ландшафт чужим. Он мог быть вполне российским. А речка, огибавшая холм, была очень похожа на ту, в которой Ярославу так и не удалось искупаться.
— Храм Йо, — ответила Ефросинья на так и не прозвучавший вслух вопрос.
— Это тот самый, который «е-мое»? — совершенно по-идиотски, на взгляд детектива, поинтересовался Аполлон Кравчинский.
Но еще больше Ярослава поразил ответ помолодевшей ведьмы:
— Тот самый.
Выражение «е-мое» Кузнецов слышал тысячи раз, случалось, и сам употреблял в стесненных обстоятельствах. Но он никак не подозревал, что оно несет в себе какой-то тайный смысл. Ярослав попытался расспросить об этом незнакомом ему Йо осведомленного Кравчинского, но Аполлоша только разводил руками да отмахивался, из чего детектив заключил, что поэт и сам знает немного. Обратиться за разъяснениями к Ефросинье Кузнецов не рискнул. По сосредоточенному лицу ведьмы было видно, что в ее планы не входит удовлетворение любопытства праздных обывателей.