Оракул
Шрифт:
Долго, очень долго лица поселян оставались непроницаемыми.
Потом старейшина выдавил кривую улыбку и кивнул.
— Конечно, есть...
Орфет скрестил руки на груди и поскреб щетинистый подбородок.
— Дети, — размышлял он вслух. — Очень много едят, всегда хотят пить. Плачут по ночам. Но в Порту, дворцах, в крепостях, на галерах дети всегда нужны. Детей легко обучить. Дети — дешевая рабочая сила.
Старейшина посмотрел на Сетиса, потом обвел взглядом своих земляков. Один из них кивнул, другой немного поколебался и пожал плечами.
Словно придя к какому-то решению,
— Может быть, торговец, мы и придем к соглашению, — сказал он.
Времени зря не теряли.
Жители деревни быстро привели детей и выстроили их вдоль стены. Малыши глядели угрюмо, они были так измучены голодом, жаждой и болью от язв, что даже не капризничали. Кое-кто из женщин всхлипывал и ругался, но мужчины просто вырывали ребятишек у них из рук и швыряли в общую кучу.
Сетис глядел по сторонам, облизывая пересохшие губы. Что, во имя Бога, он здесь делает?! Его письменный стол в рабочем зале казался раем, далеким, манящим и недостижимым, как сады Царицы Дождя. Быть может, он никогда больше его не увидит...
Орфет же, напротив, с упоением играл свою роль. Он деловито рассматривал детей, приподнимал им подбородки, раскрывал рты, проверял зубы, ощупывал тонкие ручонки. Девчонок не надо, — прорычал он, и старейшина коротким взмахом руки велел девочкам убираться. Те, что постарше, вздохнули с явным облегчением.
Осталось пятнадцать мальчиков. Двое были слишком малы; остальным же было от семи до семнадцати лет. Точный возраст определить было трудно, до того они исхудали и зачахли.
Мало того, все они были похожи друг на друга — темноглазые, темноволосые. Казалось, все жители деревни состоят между собой в родстве, да так оно, скорее всего, и было. Один мальчик плакал, другой разговаривал сам с собой, беспрерывно бормоча что-то под нос. У всех на лицах темнели болячки. Все были невообразимо грязны.
Орфет почесал подбородок. Потом подошел к Сетису и спросил:
— Что будем делать?
— Откуда я знаю? — Сетис оглядел жителей деревни. — Все это — чистое безумие. Мы же не можем купить их всех! Если Бог привел нас сюда, пусть покажет, кто из них наш.
— Отлично, умник. А как?
Сетис облизал губы.
— Может, если мы объясним...
— Что мы ищем нового Архона? Ну да, конечно. Тогда они задерут цену раз в тридцать. Или сами отведут мальчишку к Аргелину. И сам знаешь, что тогда будет. Если у тебя нет других мыслей...
— Есть! — Сетис шагнул вперед.
Он прошел вдоль ряда ребятишек, вглядываясь в испуганные лица. Маленький мальчик в самом конце шеренги храбро встретил его взгляд. Может быть, этот?
И тут его осенило. Он втянул левую руку в рукав плата, нащупал твердое тельце скорпиона, приколотого там для пущей сохранности, и крепко сжал его в кулаке. "Скажи мне, кто из них — ты! Ужаль меня в знак снисхождения. Скажи. Скорее!"
Он снова прошелся вдоль шеренги. Мальчики в замешательстве глядели в песок, искали глаза матерей, плакали. Старейшина с нетерпением сказал:
— Можете приобрести всю партию по особой цене. Назовите.
Никакого ответа Бог не ужалил его в подтверждение.
Его здесь нет!
Сетис торопливо обернулся и спросил:
— Это все дети? Другие есть?
— Нет.
— Точно?
— Никого, кто годился бы на продажу.
Голос старейшины прозвучал неуверенно. Один из поселян угрюмо сказал:
— Калим, а где же твой приемный сын? Он должен быть здесь.
Орфет метнул на Сетиса торжествующий взгляд.
— Приведите его!
Старейшина пожал плечами.
— Мальчишка слаб на голову. Мечтатель. Никуда не годится...
— Ты что, не желаешь сделать на нем деньги? — прорычал Орфет.
Секунду Калим стоял в нерешительности, потом подошел к маленькой хижине на краю площади и рывком распахнул дверь. Сетис заметил, что замком ей служила грубая веревка.
— Выходи, — рявкнул старейшина.
Внутри было темно. Потом что-то шевельнулось во мраке.
Мальчишка. Худой, заплаканный. Волосы темные; лицо покрыто царапинами и синяками, но даже сквозь толстый слой грязи они разглядели его ослепительную красоту. Он медленно подошел, обхватив себя руками за плечи и дрожа.
Пройдя три шага, он споткнулся и упал, вскрикнув от боли. Сетис метнулся к нему, но Орфет оказался проворнее. Толстяк схватил мальчика и легко, словно пушинку поднял на руки. Темные глаза мальчика пристально взглянули на него, и он что-то укоризненно прошептал.
— Как долго ты искал меня, Орфет. Как долго!..
Лицо музыканта побелело.
— Архон! — беззвучно выдохнул он.
Они обсуждают цену, которую надо уплатить
Она услышала его за Утренним Ритуалом. Голос исходил не от статуи юного Бога; его мраморные губы не шевельнулись, а мрачная улыбка не обратилась к ней. Голос прозвучал в ее голове: «Как же долго ты меня искала!»
Голос был тихий, усталый, словно жалоба обиженного ребенка.
Мирани облизала внезапно пересохшие губы, настороженно застыла, украдкой взглянула на Гермию. Но Гласительница ничего не слышала.
И вот сейчас, когда она шла по террасе принимать послеобеденную ванну, голос зашептал снова. Мирани остановилась, сжимая в руках чистый белый халат.
«Мирани».
Из сводчатых ниш глядели на море красивые неподвижные лица давно умерших Гласительниц древности. Даже в разгар полуденной жары мраморный пол под босыми ногами оставался прохладным...
— Я здесь, — прошептала она.
«Не бойся меня. Я тебя не обижу».
— Я знаю. Ты уже говорил. — Ее голос звучал хрипло; она в тревоге обернулась. Терраса была пуста, все двери закрыты.
«Я ищу дождь, но не знаю, где они его держат. А Богу положено знать, правда? Ты знаешь, Мирани?»
Она покачала головой. Туника прилипла к спине.
— Послушай. Они тебя нашли? Они вышли в путь вчера ночью...
"Кто — они?"