Оракулы перекрестков
Шрифт:
– Это вам только кажется, что не можете, – примирительно сказал Мучи. Он немного подумал: – Ну, есть еще один вариант. Могу отвести вас к Шестерне. Он живо вытащит ваше радио. Он это здорово умеет. Настоящий хирург и мой приятель. Идет?
– Идет, – сказал Бенджамиль без особого энтузиазма.
Ему вовсе не улыбалось идти к какому-то Шестерне, но выбор у него, похоже, был небогатый.
– Дойдем до границы бежево-серого, – говорил Мучи, поднимая с пола фонарь, – потом вылезем из говнопровода, а там и до клиники рукой подать. Джозеф парень что надо,
Трудно придумать что-нибудь более депрессивное, чем труба канализации. Унылые серые своды похожи на крышку гроба. Бесконечные коридоры для отвода нечистот тянутся и тянутся в кромешной тьме. У тоннелей нет ни начала, ни конца, только верх и низ. В тоннелях нет надежды, есть только долготерпение.
Странный оборванец Мучи никакой клаустрофобии, похоже, не испытывал. Он бодро шагал вперед, невнятно напевая себе под нос. Каждый раз, когда тоннели разделялись, он, не раздумывая, сворачивал в правый. Несколько раз он начинал что-то объяснять, но болтать, не видя собеседника, у него никак не получалось.
Пол трубы выгибался дугой. Идти рядом было неудобно, поэтому Бенджамиль плелся следом за своим спасителем и предавался тревожным размышлениям. Три вопроса занимали Мэя больше всех прочих: что ждет его в конце тоннеля? Кто такой хирург Шестерня? И главное, кто таков нищий болтун Мучи, человек с полицейским фонариком и бутылкой самодельного средства от кусачих паразитов?
Иногда Мучи останавливался, зажимал фонарик под мышкой и прикладывался к своей бутылочке. Во время одной из таких задержек измученному сомнениями Бенджамилю пришла в голову идея, простая до гениальности. И отчего он не сделал так раньше?
– Мучи, дайте мне на минутку фонарь… – попросил Бен осторожно.
– Берите на здоровье. – Спутник с готовностью протянул ему световой конус.
– …и отвернитесь, пожалуйста, мне надо кое-что проверить.
Мучи хмыкнул, почесал в бороде и послушно отвернулся.
Светя фонариком, Бенджамиль достал из-за пазухи оракула. Губы неслышно прошептали вопрос, пальцы нетерпеливо сдавили кругляш. Переполняясь суеверным трепетом, Бен с трудом дождался ответа и пробежал глазами по строчкам:
Не оплакивай, смертный, вчерашних потерь,День сегодняшний завтрашней меркой не мерь.Ни былой, ни грядущей минуте не верь.Верь тому, что с тобою сейчас и теперь.– Что там у вас? – Мучи скосил любопытный глаз. – Амулет?
– Вроде того, – осторожно ответил Бенджамиль, а про себя подумал: «Это означает, что я могу ему доверять? Или это означает, что я могу ему доверять лишь какое-то время? Боже мой! Опять сплошные загадки!»
– Хороший фонарик, – сказал он, возвращая фонарь.
– Еще бы. – Бродяга расплылся в довольной улыбке. – Я выменял его у одного обмылка, а тот украл у стопа. Здесь люминофорный стержень с форсажем и элемент питания на пятнадцать лет работы. Уж я разбираюсь. Парень, который мне его отдал, просто придурок.
Дальше они двинулись тем же порядком. Мучи шел впереди, освещая дорогу, а Бен скромно завершал маленькую процессию. Надо сказать, что настроение его после пророчества заметно улучшилось и бетонный свод уже не казался таким мрачным. Когда они свернули в очередной правый тоннель, он спросил:
– Мучи, а почему вы решили мне помочь? Захлопнули бы себе люк да сидели спокойно.
– Так с ходу и не скажешь. – Мучи даже остановился, и Бен чуть не налетел на него сзади.
– Господь велел нам помогать ближнему, а кроме того, вы – хаджмувер. Как же мне было не помочь? – Батон развернулся лицом к собеседнику и теперь смотрел на него внимательно и серьезно.
– Кто? – переспросил Бенджамиль.
– Хаджмувер.
Мучи посветил себе на левое ухо, и Бен с удивлением заметил, что толстую мясистую мочку почти надвое рассекает старый неаккуратный шрам. Бенджамиль машинально коснулся своего пластыря.
– Да, да! – подтвердил бродяга. – Вы ведь совершаете паломничество, сударь, этот знак ни с чем не перепутаешь. Нашего брата везде видно.
– Но я не совершаю никакого паломничества! – Бенджамиль выпучил глаза. – Я даже не знаю толком, что это такое.
– Еще как совершаете, сударь, – сказал батон снисходительно. – Просто вы пока еще не в курсе.
– Ерунда какая-то, – пробормотал Бен.
– И ничего не ерунда, – сказал Мучи.
Он быстро повернулся и зашагал вперед. Бенджамиль нагнал его, и они молча пошли почти рядом по неудобно изогнутому днищу трубы. Бен искоса поглядывал на своего спутника, невольно замечая в тусклом отраженном свете и мешки под глазами, и седину в нечесаной бороде, и глубокие складки морщин на лбу. Мучи на ходу сунул фонарь под мышку, достал бутылку и сделал изрядный глоток. Удовлетворенно крякнув, он утер губы грязным рукавом и бережно спрятал бутылку за пазуху.
– И много здесь, в буфере, таких, как вы? – наконец решился заговорить Бен.
– Таких, как мы? – Батон подался к собеседнику, обдав молодого человека волной спиртного запаха.
– В смысле хадж… как там?
– Хаджмуверов? – Мучи ухмыльнулся. – Хватает! Не то чтобы очень много, но хватает.
– А как становятся этими муверами?
– По-разному, сударь, все по-разному.
– А вы? – спросил Беджамиль.
– Это долгая история, – уклончиво ответил Мучи. – Не знаю, как и рассказать.
– И все же. – Бен решил быть настойчивым. – Если я хаджмувер, то уж по крайней мере должен хоть немного представлять, с чем это едят. Вы вроде говорили, будто закончили Инженерную Школу Конрада и потом работали в «Синтовуде». Как же вы оказались здесь?
– Трудно объяснить! – Мучи яростно потер лоб. – Работал, жил себе в аутсайде. Бело-пурпурный сектор, хорошая квартира, лампочки, диванчики. Жил с женой и дочкой. Образцовый гражданин. А потом на меня снизошло откровение, будь оно неладно.