Орден-I
Шрифт:
И вот уже два дня – тишина. Шесть лет в армии… Сколько раз его могли убить или взять в плен? Кто бы мог подумать, что это случится на родной земле…
Лиам Иезекииль Гадот. Младший сержант морской пехоты. Личный номер: четырнадцать-двенадцать-двадцать семь. Родился шестого августа девяносто второго. Вот что он им скажет.
Резкий щелчок механизма двери заставил вздрогнуть. В глаза ударил яркий и мерцающий свет галогеновой лампы. На пороге камеры застыли двое. Уже знакомая женщина-врач, неприятная, холодная и отстранённая сука, для которой Лиам был
Спорят о чём-то. Не слышно сути, но докторша пытается отговорить своего собеседника и «настоятельно не рекомендует», но тот лишь отмахивается от неё и входит. Поток свежего и неспёртого воздуха бодрит, зрачки расширяются, сердце стучит быстрее. Размытое пятно на стене приходит в движение. Мохнатый попутчик пользуется моментом, расправляет крылья и обретает свободу.
Сохранять спокойствие. На пороге гость замедлил шаг, застыл и впился взглядом в Лиама. Жуткий. Тёмно-зелёная форма и чин полковника. Словно паук, он прошёл внутрь и занял место напротив. Папка с шумом упала на стол, разделявший их. Дверь закрылась, и пространство комнаты сжалось ещё больше. Началось.
– Лиам. Верно? – тон гостя не был угрожающим или холодным, в нём скорее не было эмоций.
Лиам молчал. Он точно знал, что будет дальше. Его могут ошибочно подозревать в военных преступлениях или предательстве. Дело далёкое от гражданской судебной системы. Никто не будет его защищать, общественность никогда не узнает о том, что с ним сделали. Он ответит на множество однотипных вопросов, ответы вряд ли окажутся правильными, и за него возьмутся в полную силу. Пытка лишением сна. Лёгкое и не приносящее особого вреда избиение. Потом его зафиксируют, наденут на голову полотенце и начнут лить сверху воду. Снова избиение и снова пытка утоплением. Снова череда одних и тех же вопросов. И так далее, по кругу, пока он не сломается и не скажет то, что они хотят от него услышать.
Но вот что тут делает полковник? Публичному человеку, с дальнейшей карьерой в армии не стоит заниматься подобной грязной работой. На его месте должен быть агент без имени и звания, о котором можно будет умолчать, как и обо всех его деяниях. Или он не тот за кого себя выдаёт? Актёр? Седые виски, вполне мог дослужиться. От него несёт военной муштрой и выправкой. Крепкий. Следит за собой. Форма без единой складочки и пылинки. Тяжело достичь такого результата, если не делаешь этого годами, изо дня в день и в этом вся твоя суть.
– Будешь отвечать?
Лиам расправил плечи, поднял голову вверх и встретился с немигающими глазами гостя.
– Верно. Лиам Иезекииль Гадот. Младший сержант морской пехоты. Личный номер: четырнадцать-двенадцать-двадцать семь. Родился восьмого июня девяносто второго. Вы знаете кто я.
– Верно, – неприятно скопировал его голос полковник. – Как себя чувствуешь, Лиам?
– Лиам. Иезекииль. Гадот. Младший…
– С тобой здесь не очень-то хорошо обращались, верно? – перебил его полковник.
– Верно, – холодно повторил Лиам.
Полковник встал, не торопясь прошёлся по
– Как интересно. Столько перспектив, такой талант. И такая ошибка. Когда ты снял с себя ответственность за то, что происходит, Лиам?
Лиам опустил глаза, но лишь на секунду. Достойного ответа у него не было. Но стоило уже вступить в диалог и попробовать выиграть время. Или… ему уже не выбраться. И стоит проверить, взял ли полковник на их милую беседу своё табельное оружие.
– Вот он, – прошептал полковник. – Именно тот человек, с которым я надеялся встретиться здесь! «Разбит, но не сломлен», – слышал поговорку? Что-то в тебе ещё осталось от морпеха и человека. Это радует. Приятно познакомиться, можешь звать меня Карл. Ты помнишь своего отца?
Лиам не успел понять вопрос, но что-то вдруг поменялось в полковнике. Его тон… именно таким тоном Лиам однажды сообщал вдове о смерти своего сослуживца – Бенисио.
– А я помню, – помолчав, сказал полковник. – Хороший был человек. Расслабься. Никто здесь не причинит тебе вреда. Большего, чем ты уже причинил себе.
Последние слова полковник произнёс каким-то примирительным тоном. Почувствовал напряжение и готовность? Раскусил. Может, взгляд выдал?
– Вы знали моего отца? Что вам от меня нужно? – немного успокоившись, спросил Лиам.
– Знал, – впервые с начала допросов у полковника проступила улыбка, но такая… словно её вырезали ножом на лице. – Мы вместе служили. И тебя я тоже знаю, мы уже встречались.
Может и так. В памяти всплыл один семейный праздник, много взрослых гостей и парень с сигарой в голубой гавайской рубахе у бассейна. Только без усов, седины, с другой осанкой и очень весёлый, жизнерадостный. Не такой, как сейчас, но внешне похож. Или же это ложное воспоминание, рожденное опытным и ловким манипулятором? Отец никогда не был в армии.
– Мы с твоими родителями вместе работали, – полковник уставился в потолок. – То, что ты о них знаешь – это не совсем правда. Не были они журналистами. И смерть их была иной, не в аварии.
Лиам опустил голову, чтобы полковник не заметил тень улыбки, которую он не смог сдержать. Глупость какая… вот и попался этот «манипулятор». Мама Лиама дни и ночи проводила за компьютером – писала свои статьи. А отец, возвращаясь из командировок, даже дома не расставался с фотоаппаратом. У него была своя фотостудия, и весь дом был завешан его работами.
– Твоё появление было для них неожиданностью. В нашей работе семейные связи между коллегами не приветствуются. Как и дети. К сожалению, завязать они не успели.
Полковник говорил расслабленно, всё так же рассматривая потолок и не замечая улыбку Лиама. Не похоже было, что он пытался в чём-то убедить. Просто рассказывал свои байки.
– Хотите сказать, мои родители работали на правительство? – спросил Лиам, пытаясь показать заинтересованность.
– Что-то вроде этого, – уклончиво ответил полковник. – И это я позаботился о тебе, когда их не стало.