Орден Крона. Банда изгоев
Шрифт:
Испуганно озираюсь. Окружившие взгляды колют меня насмешками, высокомерием и изредка – снисходительностью. Особенно ранит последняя. В надежде найти защиту у мужа, я бросаюсь к нему, беру за руку, но он лишь отшатывается, оставляя меня наедине с моей глупостью. Наверняка – глупостью. Хоть я и не понимаю, что сказала такого, отчего заслужила неприятную реакцию.
– Мы снимем их, когда придёт время, – хмурится король.
Между бровей его залегла тяжёлая складка, знаменующая сожаление. Сейчас он особенно напоминает мне юного Дормунда. Такой же наклон головы,
– Прошу простить, Ваше Величество, – между мной и Тибром в реверансе тяжело склоняется моя престарелая кормилица. – Везулии с самого утра не здоровится.
– Милда Торн, – удовлетворённо кивает Тибр в ответ на поклон женщины. – Отведите мою внучку в её покои. И вернитесь для назначения. Хочу отправить вас с супругом к новым землям, давно пора навести там порядок. Прибрежным городам нужна крепкая рука и верные Квертинду люди для укрепления наших позиций. Вы отправитесь в Нуотолинис – это крупный порт на границе северной территории. Сейчас там бушует серая хворь, и целительский дар вашей многочисленной семьи будет очень кстати.
– Разумно ли лечить бывших веллапольцев? – вклинивается один из советников со знаком трёхглавой змеи на одежде. – Может стоит подождать, пока болезнь сама выкосит ряды местного населения? Они могут поднять мятеж, оправившись.
– Мы завоеватели, но не палачи, – строго отвечает Тибр. – И отныне эти люди – квертиндцы. Мы дадим им всё, что имеем сами – порядок, довольство и магию.
– Они обязаны присягнуть на верность королю! – взвизгивает Дормунд. – Верноподданство – первейшая обязанность каждого жителя, нового или старого!
Выходит неубедительно, но никто даже и не думает высмеивать будущего короля Квертинда. В ярком свете тронного зала глаза его под пушистыми светлыми ресницами кажутся пурпурными. И они беспрестанно бегают – от отца к прадеду на троне. Потом останавливаются на мне. Престарелая кормилица, спохватившись, больно дёргает меня за локоть и тащит прочь. Я едва успеваю перебирать ногами в мелких туфельках. Каблуки почти не стучат, и двор быстро теряет ко мне интерес, переключившись на моего сына. Тот кидает последний стыдливый взгляд мне вслед и пытается приосаниться. Высоко задирает подбородок, кладёт ладонь на эфес клинка и приподнимает уголки губ, изображая доброжелательное лицо. Всё верно, мой сынок. Тебя очень хорошо научили. Нас всех этому учат. Всех принцев и принцесс.
– Пришла пора расставаться, Ваше Высочество, – вздыхает поседевшая Милда Торн, утаскивая меня из величественного зала. – Столько лет я вас берегла, а теперь отсылает меня правитель за верную службу. Воистину говорят, королевская благодарность обрекает на большее служение.
Коридоры Иверийского замка проносятся мимо меня расписными картинами магов Нарцины. Некоторые ещё свежие – пахнут краской и маслом. И зовут меня в свои истории…
– Кто теперь будет моей кормилицей, Милда? – обречённо спрашиваю я, покорно перебирая ногами.
Мне горько от расставания со строгой и мудрой женщиной, что с рождения наставляла меня, но я знаю, что не смогу этому противостоять. Мне остаётся только принять своё новое окружение, которое давно уже не запоминается мною. И эти голоса, которые слышу только я. От них болит голова и мутится сознание. Они снова и снова зовут меня в чужие истории.
– Вы уже давно не дитя, – скрипит зубами Милда Торн. – Вам самим впору нянчить. Дормунда, к примеру. Ох, нелегко ему теперь придётся… Квертинду нужна королева, а мальчику нужна мать. Он строптив, избалован и самовлюблён. Но хуже всего то, что он несчастен и оттого податлив своим страстям. Подумайте о сыне, Везулия Иверийская. Вспомните своё истинное предназначение – править королевством! Служить Квертинду, беречь его своей магией! А то “Флажки снять”… ох. Сдались вам эти тряпки!
– Ты права, Милда, – привычно соглашаюсь я, больше для вида.
И ещё – чтобы прекратить этот разговор. Чтобы хотя бы Милда замолчала.
Створка двери скрипит, и кормилица вталкивает меня в мои покои, слишком душные и роскошные.
– Вышивайте пока, – женщина кивает на пяльцы у окна.
Потом раздумывает, берёт ключ со стола, выходит и замыкает меня в моей золочёной бархатной тюрьме. Слёзы катятся по моим щекам беззвучно, глухо, будто капли и не принадлежали никогда моим глазам. За спиной вмиг заговорили траурные флажки голосом моего отца – величайшего Галиофа Завоевателя.
– Папа, – отозвалась я, подбежала к балкону, потянулась к скорбному ряду. – Папа, ты любишь меня? Должен же быть кто-то, кто любит меня.
И рассмеялась довольным солёным от слёз смехом. Комната знакомо заголосила – пожалуй, только я одна и могла понять эти голоса, звучащие из каждого предмета. Я – Ванда Ностра, что была сейчас в теле Везулии и не могла ощутить ни сожаления, ни сочувствия. Только безумное, сводящее скулы ликование от непонятного ответа.
– Я иду к тебе, папа, – ноги сами собой забегали по комнате, остановились у вышивки. – Только сейчас… Сейчас. Нужно ещё кое-что сделать для Дормунда. Я ведь мать. Да, я его мать!
Ровные гладки стежки ложатся на удивление споро, повинуясь широким белоснежным пальцам. Я раскачиваюсь и пою мелодию, которую Квертинду только предстоит услышать. Мелодию из своих видений, что засела у меня в голове. “Как сладок сна конец” – снова и снова завожу я надоедливые строки, собирающиеся в мантру, заклинание, беспрерывный вой. И игла выводит ту самую вышивку – картину танцующей пары.
– Его высочество Дормунд Иверийский, наследник престола Квертинда и его владений, истинный Иверийский хранитель магии, – раздаётся за спиной голос фрейлины.
А я и не заметила, как она вошла. Кажется, пока вышивала, я не замечала совсем ничего. И это было великолепно. Щёки уже совсем высохли и нежную кожу стянуло от соли.
– Так скоро? – поднимаю голову и встревоженно окидываю взглядом свою работу. – Уже и пора?
– Ваш сын желает посетить Вас, – медленно уточняет фрейлина.