Орден последней надежды. Тетралогия
Шрифт:
Черт, да у меня инфаркт случится от этой... этой... идиотки! Я в ярости луплю кулаком по бревну, ах вы, чертовы трусы!
Поняв, что сами мужчины ни на что не способны, Жанна ринулась вперед, собственным примером увлекая остальных. Девушка бежит в первых рядах, в руках она сжимает древко, белое знамя с золотыми лилиями полощется на влажном ветру. Где же ее охрана, весь этот пресловутый баннер Жана де Ли? Я, словно под руку толкнули, поднимаю голову и, оцепенев от ужаса, одной рукой вскидываю тяжеленное ружье, как пушинку. Вот черт, не успел его зарядить, зато на дурацкую зарубку у меня время нашлось!
С остановившимся сердцем я вижу, как из бойницы, проделанной в стене форта, всего в ста метрах прямо передо мной, по пояс высунулся до боли знакомый стрелок, несостоявшийся победитель турнира, так ловко ускользнувший от меня сэр Томас де Энен. Яростно оскалив зубы, он спускает тетиву, и удар стрелы тут же отбрасывает Жанну назад. Белое знамя падает на мост, под ноги бегущих. Стрелок в бойнице довольно хохочет, хлопая себя по коленям, и презрительно плюет вниз.
Я с яростью бросаю на землю бесполезный сейчас «Зверобой», изо всех сил бегу на мост, туда, где в луже крови сейчас лежит Жанна. А стрелок подождет, никуда не денется. Уж теперь-то я его обязательно найду.
С первого же взгляда я понимаю, что дело плохо. Жанна полусидит в кровавой луже, опершись на руки одного из растерянных солдат, остальные бестолково суетятся вокруг, не решаясь ни броситься на ощетинившихся сталью англичан, ни отступить. По бледному лицу девушки катятся крупные капли пота, но Жанна упорно пытается встать. Ослабевшие ноги всякий раз подламываются, расширившиеся от боли зрачки невидяще смотрят перед собой.
– Вперед! – с силой кричит она, откашливаясь алой кровью. – Не останавливаться!
Стрела проклятого британца, пущенная с изумительной силой и точностью, попала между краем панциря и шлемом, пронзив кольчужный воротник. Я прикидываю направление раневого канала, и по спине тут же начинает течь холодный пот. Если не ошибаюсь, наконечник стрелы пропорол или может в любую секунду пропороть подключичную артерию, тогда Жанну ждет неминуемая смерть.
– Ты и ты, – тычу я пальцем в ближайших воинов. – Быстро взяли Деву на руки и понесли за мной! Главное – несите ее осторожно!
– Нет, – хрипит Жанна неожиданно громко. – Не слушать его! Помогите мне встать на ноги, мы пойдем только вперед, в атаку! Приказываю, помогите мне встать!
И эти идиоты, радостно скалясь, тут же кидаются ее поднимать.
– Стоять! – раненым вепрем реву я. – Вы что, не понимаете, что она в любой момент может умереть?
Сильный удар в грудь отбрасывает меня на пару шагов.
– Кто ты такой, чтобы указывать Деве? – угрожающе рычит плотный латник с исклеванным оспинами лицом. – Пошел прочь, дворянчик, пока цел!
Мой меч, выхваченный из ножен, лязгает прежде, чем я понимаю, что делаю. Латник хищно скалится, заученно пригнувшись, прикрывается щитом, остро заточенный топор тускло блестит в его правой руке. Удар страшной силы тут же кидает здоровяка вперед. Рухнув, он застывает неподвижно, под головой расплывается красное пятно, выпущенный из руки топор пляшет на досках моста. Я поднимаю взгляд от вмятины в шлеме на потирающего кулак Жана де Ли, вокруг которого плотной стеной встали люди из его баннера. С легкостью оттеснив прочих воинов, они прикрыли нас стеной щитов от британских лучников.
– Что надо делать, Робер? – грохочет великан. Зубы его оскалены, в глазах полыхает темное пламя.
– Хватай ее на руки и неси за мной, – приказываю я коротко, тут же поворачиваюсь и бегу к шатру Девы.
Уж Жану-то не надо говорить про осторожность, он доставит раненую в лучшем виде, не потревожив. За его спиной Пьер де Ли, младший из баварцев, подхватывает белое знамя Жанны, речной ветер радостно расправляет затоптанное полотнище, и золотые лилии, обрамляющие слово «Иисус», вновь празднично пляшут над головами французов.
– Месть! – ревет баварец.
Сотни голосов дружно подхватывают призыв, и споткнувшаяся было атака продолжается.
У входа в шатер я сталкиваюсь с Мюго, пажом Жанны. Выслушав приказ, юноша пулей летит в палатку сьера де Пуланжи за моей медицинской сумкой. Оглядевшись внутри, я смахиваю все со стола, а Жан осторожно укладывает на него девушку. Я быстро освобождаю Жанну от доспехов, она жалобно стонет.
Я кошусь на баварца, кусающего бледные губы, коротко бросаю:
– Если вздумаешь падать в обморок, то вали отсюда на ветерок. Некогда мне сейчас тобой заниматься.
– Все нормально, – слабеющим голосом отзывается тот. – Чем я могу помочь?
– Найди Мюго. Где этот бездельник?
– Тут я, – от входа пищит паж, не решаясь войти.
– Быстро сумку сюда! – рычу я.
– Сделать еще что-нибудь? – уточняет Жан де Ли.
– Просто не лезь под руку, больше пока ничего! – командую я, копаясь в сумке, и баварец, чуть помедлив, выходит из шатра.
Ну и славно. Многие мужчины совершенно не выносят вида крови дорогого им человека. Тут же у них мутнеет в глазах, ноги подкашиваются, прошибает холодный пот, а потом они с грохотом валятся в обморок. Я открываю Жанне рот и осторожно вливаю ложку воды с растворенным в ней опием. Ведь от болевого шока, бывает, умирают и крепкие мужчины. Буквально через пару минут ее мышцы, сведенные болью, начинают расслабляться.
Взявшись за древко стрелы, я медленно тяну его на себя, и оно тут же с легкостью лезет из раны. Ишь ты, вроде дворянин, а перенял подлый холопский обычай еле-еле крепить наконечник к древку. Мол, выдернет раненый стрелу в горячке боя, а наконечник останется в теле. Ищи его потом, свищи! До изобретения рентгена осталось всего-то ничего, четыре века. Я осторожно надсекаю ткани вокруг раны, затем расширяю разрез, зондом пытаясь нащупать наконечник.
Сзади раздаются кашляющие звуки, и я, не отвлекаясь, зло рычу: