Орден последней надежды. Тетралогия
Шрифт:
– Все в порядке, – тихо говорит он. – Нас ждут.
– Прекрасно, – киваю я.
Жака не было пару часов, и я начал было беспокоиться. Как ни крути, но британцев нам опасаться нечего. Английских патрулей немного, и их легко избежать, но вот от глаз парижан нам не укрыться. И если в нас с Кером опознают шпионов Карла VII – беды не миновать. Но Кер вернулся, так что там, куда мы направляемся засады нет. Я облегченно вздыхаю.
Сколько бы не твердили о "злобных захватчиках", но правда в том, что в одиночку британцам нипочем было бы не захватить половину Франции. Их активно поддерживают крупные и мелкие дворяне, горожане и духовенство. Для тех британских прихвостней мы с Кером худшие враги. И потому охотятся они за нами не в пример ожесточеннее, чем сами англичане. О нынешней нашей миссии никто не должен знать, но так ли это на самом деле? Я не раз убеждался, что лучший друг и соратник в одночасье может обернуться предателем, а потому не позволяю себе расслабиться ни на секунду.
Я пристально вглядываюсь в ликующую на площади толпу, стараясь уловить любое проявление интереса к своему спутнику, но ничего не замечаю. Ни пристальных взглядов в спину, ни незаметных юрких личностей с тяжелыми дубинками в рукаве. Вот и славно. Похоже, наша маскировка себя оправдала. Сам я выгляжу разорившимся дворянином, отирающимся в столице в надежде на нечаянную фортуну. Ну а Жак – вылитый парижанин.
Второй раз на Кера никто не посмотрит, там и с первого взгляда все ясно. Мелкая канцелярская крыса из тех, что за пару су в день прилежно скрипит гусиным пером, да знай себе перебирает пыльные свитки. Знаток параграфов уголовного уложения, земельного кодекса да налогового права, то есть вещей муторных, вызывающих у обычного человека ощущение смертной тоски.
Нет в нем интереса ни для добрых парижан, что стремятся опохмелиться с утра, ни для воров, что моментально просвечивают любого, словно неким рентгеном, с точностью до су определяя содержимое поясного кошеля. И стражникам он неинтересен, ни тем кто в форме, ни тем кто в штатском, те привычно вычленяют из толпы всех подозрительных, не обращая на чиновника никакого внимания.
Незамужние женщины, едва заметив потертую фигуру, тут же забывают о его существовании. Даже гулящие девки, вечные охотницы за мужчинами, не шлют ему завлекательных улыбок. Оно и верно, что с такого взять? Ни денег в нем, ни мужского шарма. Чернильная он душа, вечный скептик, скряга и брюзга.
Сто к одному, что писака этот будет копаться в бумажках до самой смерти, разве что какой-нибудь дальний родственник оставит после смерти небольшое наследство. Да и тогда удел подобных счастливцев – маленький домишко на окраине Парижа, и скучное, полунищее существование.
– Вина! – скрипит Жак, сухо кивнув трактирщику.
Достойный хозяин сам плюхает на стол глиняный кувшин. Похоже, вся прислуга гуляет, и в трактире кроме владельца никого не осталось. Тщательно пересчитав монеты, пузан неспешно удаляется, предоставив нам возможность наслаждаться сомнительным пойлом.
– Виват! – воздеваю я кубок, и Жак салютует в ответ.
Пьем не чокаясь, мы же не вельможи какие, чтобы всякий раз проверять, не сыпанул ли собутыльник яду. Скромно потупив взор Кер неспеша цедит вино, незаметный, словно его и не существует вообще.
А ведь загляни добрые парижане и гости столицы в те потупленные глазки, мигом переменили бы мнение! Способный человек, в один голос воскликнули бы и воры и стражники, готовый на многие славные дела! И женщины взволновались бы, безошибочным инстинктом определив настоящего мужчину…
Но не поднимает мой собеседник взора, надежно укрыл глаза за тяжелыми веками. Впрочем, предо мною ему таиться ни к чему. Я и сам точно такой же специалист по насильственному лишению жизни, и не думаю что в данном вопросе хоть в чем-то уступаю своему начальнику. Да, да, именно начальнику. Это у любителей, что гордо называют себя клошарами, бандитами и лесными разбойниками, водятся главари да атаманы. У людей степенных и основательных вышестоящего принято именовать шефом. Ну а что может быть солиднее, чем работать на государство?
Трудится на него чертова уйма самого разного народу, всех профессий не перечесть. И как ни крути, без душегубов ни одному государству не обойтись. Есть на государевой службе убийцы попроще, вроде солдат, полицейских да палачей. Есть и получше, для решения вопросов деликатных, не требующих широкой огласки. Но если необходимо убрать кого-то за границей, тут требуются лучшие из лучших, элита тайных войн. Мы с Жаком они и есть.
С площади вновь доносятся бурные крики, и я невольно морщусь. Второй день все добрые англичане и переметнувшиеся к ним французы празднуют начало царствования малолетнего Генриха VI Ланкастера. Отныне на голове девятилетнего пацана красуются сразу две короны – английская и французская. Так что со вчерашнего дня у Франции аж два законных государя, и поделили они страну примерно пополам. Не по взаимному согласию, разумеется, а так уж выпал жребий, ведь война есть война.
Удивительно, как быстро меняется все в этом лучшем из миров, ведь еще два года назад и представить подобное было бы невозможно! Кажется, только вчера большая часть Франции была свободна, и у нас появился законный король. Но с тех пор, как с молчаливого одобрения Карла VII Жанну д'Арк отдали англичанам, дела у галлов пошли – хуже некуда. Оказалось, что кроме сожженной британцами девушки полководцев у французов не было, а все те, кто в год ее побед рвались порулить войной, ныне забились по углам, поджав хвосты.
И вот он предсказанный итог: на одном престоле уселись сразу двое, пихаясь и растопыривая локти. Я мстительно ухмыляюсь, на мой взгляд самое забавное в том, что и дядя и племянник имеют законное право на французскую корону, ведь оба они – Валуа. Ну и что с того, что у малолетнего Генриха есть один трон? Короли, чтоб вы знали, прямо как ребенки малые: чем больше престолов под царственной задницей, тем счастливее монархи.
Каждый солдат мечтает стать офицером и помыкать фельдфебелями, и точно так же всякий король грезит о короне императора. Нет, даже так: Императора! Я громко хмыкаю, глядя на опухшие, заспанные лица парижан, что толком не продрав глаз бредут к выставленным на площади перед собором бочкам с бесплатным вином.
Хоть и с похмелья, но не забывают хрипло выкрикивать здравницу новому королю, а вокруг в толпе то и дело шмыгают неприметные личности с незапоминающимися лицами, что мигом берут на заметку всех недовольных. Впрочем, лукавить нечего, подавляющее большинство французов вполне искренни в выражениях верноподданнического восторга.
Будь прямо сейчас предо мной Карл VII, я непременно спросил бы его с ехидцей, глядя прямо в глаза: "Что, доигрался, сукин сын? А ведь я тебя по-хорошему предупреждал! И что теперь делать будем?". Любопытно, что бы он мне ответил…