Ордынская броня Александра Невского
Шрифт:
Прошло две седмицы с лишним, пока князь Ярослав Всеволодович со своим переславским полком воротился домой. Позади уже были охваченные ликованием, радостью, благодарственными молебнами и церковными звонами Торопец, Зубцов, Микулин, Торжок, Тверь, Дмитров, другие города и села. Встречали воев за несколько верст от города тысячи людей у окрестных сел и слобод: у Сокольников, Веськово, Яма. Слезам и крикам радости не было конца. Но неизбывны были слезы и горе еще нескольких тысяч людей переславской волости, так как дорого заплатил Переславль-Залесский за спасение Волока Ламского, Торжка, Зубцова, Торопца, других русских волостей, земель и тысяч простых русских людей. Сто семьдесят три кметя, уснувших вечным сном, привезли в санях из этого похода их друзья и сродники. Но слезы горя лились не только в домах простых кметей. Безутешно плакали матери и сестры трех княжеских гридей, безутешно рыдала вдова и дети княжеского меченоши Василия. Но никого не забыл князь из своей дружины и полка. Щедро одарил всех подарками,
Литургию торжественно стояли и молились при большом стечении народа в Спасо-Преображенском белокаменном соборе, священство величало князя-заступника и победителя «на супостаты». После литургии и водосвятия князь Ярослав созвал дружину, всех своих бояр и многих кметей из ближних слобод и сел на большой пир. Полтора дня пили и гуляли переславские вои, поминали павших на брани содругов, величали князя, княгиню и княжичей. Затем стали разъезжаться восвояси. Был на пиру и Борис Творимирич, управивший дела в своей вотчине и приехавший поздравить князя с победой. Гости разъехались, но Творимирича оставил Ярослав Всеволодович при себе, как ближнего боярина.
Вечерело. Сиреневые мартовские сумерки еще теплились за окном большой палаты княжеского городского терема. Князь Ярослав и трое ближних бояр во главе с Борисом Творимиричем сидели на лавах в красном углу под образами и вели беседу. Ярко светили лампады. Поблизости на поставце находился подсвечник, где горели пять свечей. В палате было довольно светло. Князь Ярослав был в приподнятом настроении, часто улыбался, и его голубые глаза лучились. Он и Борис Творимирич недавно вернулись из Твери. Там священство и народ встречали греческого корсунского иерея Астафия. Тот привез из Корсуня (Херсонеса) по Русскому морю через Греческое и Фряжские в Варяжское море в немецкий город Кесь, а оттуда в Новгород чудотворный образ святителя Николая Корсунского. Говорили, что сам святитель Николай, епископ Мир Ликийских являлся Астафию трижды во сне и указывал иерею отвезти образ на Русь в Рязанскую землю и поставить его там. Князь Ярослав и его боярин видели чудесный образ и целовали его. Борис Творимирич беседовал с Астафием по-гречески и просил иерея от имени князя Ярослава проехать через Переславль и, если возможно, погостить, а то и остаться совсем в Переславле. Князь Ярослав обещал и храм поставить в честь образа Николая Чудотворца. Но только грек никак не соглашался, а торопился в рязанскую землю. Тогда Ярослав Всеволодович предоставил Астафию сопровождение, дал свежих лошадей, продовольствие, получил благословение от Астафия и отправил во Владимир к старшему брату и в Рязань ко князю Юрию Ингваревичу весть о прибытии греческого иерея и святого образа. В Новгороде же прибытие образа святого Чудотворца тоже вызвало немалый переполох.
Заговорили о новгородских делах. Припомнив последние годы, князь слегка помрачнел. Он вспоминал, как почти два года назад, уже после похода в Чудскую землю, он из-за котор с новгородскими боярами оставил Новгород Великий. и уехал в Переславль-Залесский. Его старший брат великий князь Юрий волей своей посадил в Великий Новгород князем своего старшего сына Всеволода. Но где уж было молодому и неопытному Всеволоду справиться и уладить дела с новгородской вольницей, с его строптивым боярством, богатым купечеством, буйным ремесленным людом и непреклонным владыкой. Бежал Всеволод от новгородцев в Торжок. И тогда на помощь ему поспешил отец Юрий Всеволодович с владимирским и суздальским полками. Пришли и другие князья: их сыновец Василек Константинович с ростовцами, Михаил Всеволодович с черниговцами и он — Ярослав с переславцами. Устрашилась новгородская вольница и отправила к великому князю послами двух именитых мужей. Те от имени новгородского веча просили, чтобы Юрий Всеволодович вернул им бежавшего сына, обещали «не творити разлюбия» против него и молили увести рати из Торжка. С гневом отвечал послам великий князь:
— Выдайте Якима Иванковича и Микифора Тудоровича, Иванка Тимошкинича, Нездылу Савинича, Вячка, Иванка, Радка; аще ли сих не выдадите, ино поил есьм конь Тферью, а к тому еще Волховом напою.
Словом, требовал князь выдать всех зачинщиков смуты — бояр, именитых мужей, кто творил которы против Всеволода, да и против великого князя. Еще когда сидел на новгородском столе Всеволод и вел прю с «новгородской господой» [102] , немцы-латыняне захватили Медвежью Голову. Затем обложили Юрьев в Чудской земле. Но тогда никто, ни новгородцы, ни псковичи из-за этой при не потщились помочь юрьевским эстам и русичам с их князем Вячко. Вот и погубили Юрьев. А сколько он — Ярослав за эту Чудскую землю пота утер и крови пролил, а все по чем зря.
102
Новгородская господа — новгородское боярство.
Услыхав ответ Юрия, новгородцы по всей волости своей стали собирать рати, а вокруг града поставили острог, чтобы уберечь концы (пригород) от нападения. На дороги вывели сторожи, построили засеки и острожки. К великому князю отправили новое посольство, оповещая, что братьев своих не выдадут и готовы умереть за Святую Софию и своего посадника Иванка Димитриевича. Но тут же просили Юрия крови не проливать, а дать им нового князя. Понял старший брат, что силой это дело не решить, и пошел на попятную. Отдал новгородский стол своему шурину — Михаилу Черниговскому. Уходя из Торжка, пограбил город, забрав много товара с собой. Новгородцы приняли князя Михаила. Но видать и ему не пришелся Новгород. Полгода не прошло, как напала на новгородскую волость литва, разорила многие села и погосты. Михаил против литвы полков не повел. Вышел навстречу литве новгородский посадник Феодор, и большой крови стоило новгородцам отразить литовский набег. Много тогда в боях с литвой погибло новгородцев и рушан (воинов из Старой Руссы). Правда, Михаил Черниговский смог вернуть новгородский и новоторжский товар, договорившись с князем Юрием, но сидеть на новгородском столе больше не хотел. Да и новый владыко новгородский — архиепископ Антоний, ранее руководивший епархией в Перемышле, видимо, не поладил с князем Михаилом. Возвратился князь Михаил восвояси — в Черниговскую землю.
Заговорил один из ближних бояр. Днями он возвратился из Торжка и узнал, что на площади у Святой Софии ныне буйствует новгородское вече, долго решают господа новогородцы, кого просить себе в князья. Много у князя Ярослава сторонников в Великом Новгороде. Но много и противников. Претит Ярославу «новгородская господа». Вот почему оставил Великий Новгород тогда после похода в Чудскую землю. Но большая часть купечества, ремесленного и черного люда за него. Знают новогородцы его решительный и твердый нрав, его крепкую руку и воинское умение, ценят его храбрость, отвагу и благородство. Последняя победа Ярослава над литвой, спасение Торжка, Волока Дамского и Торопца— вот та полновесная куна [103] , что сдвинула чашу весов в его пользу. Что-то решит старший брат Юрий — великий князь Владимирский? Князь Ярослав, не скрывая волнения, повел плечами и нахмурился.
103
Куна — серебряная новгородская монета.
Чтобы как-то отвлечь князя от неспокойных мыслей и погасить волнение, Борис Творимирич потихоньку завел разговор о новом новгородском владыке Антонии. Причина его неприязни к Михаилу Черниговскому была ясна. Он из Перемышля. Не любили в Галицко-Волынской земле черниговцев. Вечно разоряли черниговские и новгород-северские князья Юго-Западную Русь во время войн и котор за великий стол киевский н Галичину. Постепенно разговор перешел на дела Южной Руси. Борис Творимирич рассказывал, что вот уже не первый год там шла пря между Мстиславом Удалым (Галицким) и молодым Даниилом Волынским. После Калки переругались они, как и многие южнорусские князья. Мстислав Удалой, как вернулся в Галич, опять окунулся в дела своих крамольных бояр. Уверяли они Мстислава, что его зять Даниил хочет его смерти, чтобы завладеть Галичем. В особое доверие к Мстиславу вошел бывший враг Даниила — князь Александр Бельзский. Так началась губительная усобица в Галицкой земле. Мстислав привел на Даниила половцев. Даниил навел на Мстислава свою родню — ляхов. Многие волости там разорены войной. Князья примирились. И все бы ничего, но вот слышно, собираются угры на Галицкую землю. Не иначе опять боярские которы. Угры — латиняне, как и ляхи, как немцы, франки и фряги, говорят все на разных языках, но молятся одинаково — значит суть у них одна. Не будет добра православной Руси от них, покуда они вмешиваются в дела русских князей. Не так ли пал Цареград и сгинула Ромейская империя?
Князь Ярослав и бояре стали выспрашивать, известно ли что о греческих делах. Борис Творимирич отвечал, что недавно получил вести из Никеи. Молодой никейский император Иоанн Ш Ватац (1222–1254 гг.) — зять покойного Феодора Ласкариса добился больших успехов. Теперь никейские греки переправили флотом свои войска из Малой Азии во Фракию и начали освобождать ее от латинян. В большой сече при граде Пиманионе (1225 г.) никейские греки и их союзники наголову разгромили франков из Цареграда. Большой силой стала Никея, флот ее господствовал в Эгейском море и на Геллеспонте, а сухопутные полки дошли до Адрианополя. Уже и Адрианополь был у никейцев в руках, но тут вмешался в дело эпирский царь Феодор Ангел. Он предложил адрианопольским грекам признать его господство и изгнать никейцев из города. Адрианопольцы склонились к Ангелу, и войскам Иоанна Ватаца пришлось оставить город. Не иначе грядет война между Никеей и Эпиром. Такое на руку латинянам. Но, правда, ныне на Балканах уже не одно сильное православное государство. Большой силой владеет болгарский царь Иоанн II Асень. Выросла, поднялась и еще одна сила — Сербское королевство. При нынешнем короле Стефане Первовенчанном (1196–1228 гг.) в Сербии окончательно утвердилось православие. Уже скоро десять лет как он принял королевский венец по православному обряду. Все идет к тому, что изгонят рано или поздно латинян из Цареграда. Но не просто это будет. Много еще крови прольется в усобицах и в войнах с франками и фрягами.
Князь Ярослав вздохнул и вспомнил, что ныне уже и вся Чудская земля отдана латинянам — немцам и датчанам, а ведь еще двадцать — двадцать пять лет назад была эта земля вотчиной русских князей. И, наверное, немало еще русской крови прольется, пока остановят русичи латинян у своих рубежей и у Варяжского моря. Но для того нужна сильная власть — власть одного князя, чьей воле не противились бы Господин Великий Новгород и Псков.
Наступило молчание. Прервал его Борис Творимирич:
— Помяни еси слово мое, княже! Имаши ти яти нувогородский стол нонешнее лето.