Орел и Ворон
Шрифт:
— Послушай, друг мой — а что ты скажешь о внешности Тимофея? Имею в виду — я ни разу нигде не видел его отражения. На кого он похож?
Стас, обгладывающий последнее ребрышко, даже отложил его в сторону, напряженно размышляя над моим вопросом — и одновременно с тем легонько сощурился, разглядывая меня так, словно видит впервые и не стесняется при этом изучать. Помолчав минуту, он, наконец, выдал:
— Ты знаешь, а ведь Орел на тебя похож. Да, очень похож! Тебе бы такую же пышную бороду как у него… Ну и телосложение у стрельца все-таки помощнее будет, он прям коренастый весь такой, рослый и крепкий…
Я усмехнулся, на что мой товарищ только мотнул головой:
—
Кивнув в ответ, показывая, что обиды никакой нет, я потянулся к салфеткам:
— Ну так и ты на рейтара смахиваешь крепко — иногда сижу рядом, и кажется, что вновь с ним общаюсь… Выходит, это предки наши?
Стас пожал плечами:
— Может быть.
Я вновь усмехнулся:
— Ладно, кем там приходятся нам Себастьян и Тимофей, это вторично. Главное — зачем мы это вдруг увидели, есть ли в этом какая-то цель?
Стасик весь аж подобрался и замер, пристально смотря мне в глаза. Неплохо изучив товарища еще за время учебы в универе, я открыто улыбнулся, стараясь приободрить друга, после чего прямо сказал:
— Да не томи, выкладывай уж, что думаешь — как бы безумно это не звучало. Не та ситуация, чтобы пренебрегать даже безумными догадками!
Стас несмело, даже как-то застенчиво улыбнулся в ответ, после чего неуверенно заговорил:
— Ты знаешь… Ты знаешь, был момент в моем сне. Когда я очень сильно хотел посмотреть на пистоль, подаренный Себастьяну отцом… Так вот тот достал его из кобуры и приблизил к лицу — и я рассмотрел заводной замок и рукоять во всех подробностях.
Я кивнул, подбадривая замолчавшего друга и предлагая продолжить — а сам еще раз прокрутил в памяти схожий эпизод. Перед самым выходом из лагеря мне очень захотелось взглянуть на «наградное» оружие — булатную саблю, подарок Скопина, полюбоваться на узор настоящего дамаска… Так вот, Тимофей тотчас достал саблю и оголил клинок, внимательно его разглядывая, после чего приложил холодную сталь к губам! Затем сотник надежно спрятал в личных вещах подарок царского племянника — а я еще отметил, что наши мысли и желания в тот миг совпали.
И только сейчас я задумался о том, что во сне не ощущаю себя Андреем Грачевым из двадцать первого столетия, я ощущаю себя Тимофеем Орловым! Но при этом желание посмотреть на саблю было именно моим… Тяжело объяснить словами — но только что услышав признание Стасика, я задался вопросом: а что, если именно МОИ мысли и желания как-то могут повлиять на условного предка?
Прервав мои размышления, заговорил товарищ, наконец-то собравшись с духом:
— Короче, Андрюх. Я думаю, что мы можем через эти сны повлиять на наших «аватаров». Не знаю как у тебя, но у меня может получиться, я уверен!
— Допустим… Допустим, и у меня был такой момент. Но чтобы ты хотел сделать?
Глаза Стасика округлились:
— Как что? Как что?! Спасти Скопина-Шуйского!
У меня аж в горле пересохло от подобного признания… Стараясь не выдавать охватившего меня волнения, я уточнил:
— Окей. Спасти Михаила от отравления… И что это нам даст?
Мой товарищ буквально взорвался праведным возмущением:
— Как? КАК?! Ты серьезно меня об этом спрашиваешь?! Андрюха, блин, мы же с тобой один курс истории изучали, неужели тебе неясно?!
В нетерпении мой собеседник вскочил из-за стола и принялся мерить кухню энергичными шагами:
— Значит, во-первых, Михаил наверняка бы разбил поляков Жолкевского и смог бы снять осаду со Смоленска. В отличие от бездаря и отравителя, приходящегося ему дядей, он сумел бы грамотно воспользоваться артиллерией и стрельцами, укрыв их за острожками от крылатых гусар. А «стройная рать» Скопина из вчерашних крестьян, переученных на пикинеров, билась бы до конца под его началом — Михаил был знаменем созданного им войска, его душой и стержнем! Вот без него им не хватило духу выстоять против крылатых гусар… Тем более под началом подозреваемого в отравлении племянника царева брата! В такой ситуации их мораль была на нуле… Но с князем во главе!!! Я уверен, все было бы иначе при Клушине.
Сделав короткую паузу — перевести дыхание — Стас тотчас продолжил:
— Так вот, разбил бы князь Жолкевского, снял бы осаду со Смоленска, изгнал бы поляков. После чего ему бы не составило труда разбить остатки деморализованного войска второго Лжедмитрия, разогнать воровских казаков. Собрали бы и деньги для наемников — и пусть даже шведам и передали бы Корелу с уездом, но не всю же Ингерманландию, то бишь Ижору! В конце концов, торговое поселение с небольшим портом было заложено на месте Санкт-Петербурга еще при Иване Грозном!
Я только покачал головой, вспомнив о том, что это была небольшая фактория, но никак не полноценный порт с развитым городом и крепостью, однако с общим направлением мыслей Стаса не согласиться не мог. А тот продолжил все также эмоционально доказывать свою правоту:
— Смоленск остается за нами, Москву не разорили поляки, королевича Владислава не венчали на царство! А это значит, что у ляхов не было основания нападать на Россию в 1617 — то есть, не было бы и удара Сагайдачного по южной «украине» Московской Руси! Также это значит, что не началась бы и Смоленская война в 1632 году… Ну, и, наконец, главное — минус три года Смуты, минус разоренная столица, минус потери десятков тысяч ратников и гражданского населения страны!
Полностью согласный с товарищем в душе, я все же решил его подзадорить:
— Допустим. Но ты помнишь, кто стал царем по итогам Смуты? Михаил Федорович Романов, отец «Тишайшего». Так вот, за время его царствия Россия не вступала ни в какие войны, за исключением оборонительной от поляков в 1617-1618, и «Смоленской» войны. Но тогда момент был настолько удобным, что не попытаться отбить столь важную крепость, было бы просто преступно! Во всем же остальном Михаил Федорович действовал в интересах, прежде всего, обескровленного «Смутой» государства и народа, а не личной гордыни или «великих» замыслов. Россия при нем действительно окрепла и вновь налилась силой, произошел новый рывок в «Дикое поле» со строительством Белгородской засечной черты, огромные территории плодородного степного чернозема были распаханы, заметно выросло население, увеличилось число дворян — а соответственно, и войска. Если ты помнишь, строительство черты стало возможным благодаря «Азовскому сидению» донских казаков, отвлекших на себя крымских и ногайских татар и огромную турецкую рать. Но при этом, оказав казачкам всемерную помощь, Азов царь не принял — не потому что не хотел, а потому что трезво оценил свои силы и возможности. То же самое и с Сагайдачным — хоть и просился гетман под русскую руку после очередного обмана поляков, но запорожцев при Михаиле Федоровиче не приняли, избежав очередной войны с Речью Посполитой из-за будущей Украины… А вот как поступил бы на его месте Скопин-Шуйский? Я скажу, как — он ввязался бы в эту войну. И Азов бы он взял, решившись на противостояние с еще очень могучей Портой, памятую о несостоявшемся походе на турок первого Лжедмитрия. Последний, кстати, приблизил князя Михаила, дал титул «великого мечника»… И это только очевидные поводы для будущих войн, которых избежал первый из Романовых на престоле.