Орел стрелка Шарпа. Золото стрелка Шарпа
Шрифт:
Со стороны лагеря донеслись мушкетные выстрелы – это застрелили двух волов на ужин. К жаркому будет вино, а после они с Хоганом пропустят по стаканчику бренди, станут рассказывать разные истории про старых друзей и прошлые, почти забытые кампании. Днем Шарп с удовольствием думал об этом ужине, о вечере у костра, но неожиданно все изменилось. Прекрасная девушка находится в их лагере, ее смех нарушит мирную тишину вечера. «А ведь я, – думал Шарп, не спеша шагая вдоль ручья, – даже не знаю, как ее зовут».
Глава пятая
Батальон де ла Санта Мария покорил бы мир, если бы для этого было достаточно
Южный Эссекский маршировал четыре дня почти без остановок, сделав все, что было в его силах, чтобы успеть к месту встречи в Пласенсии, но испанских военных в городе не оказалось. Аисты лениво поднимались из своих гнезд на остроконечных крышах вокруг древнего собора, возвышавшегося над городом и долиной, в которой он был построен. Но батальона Санта Мария нигде не было видно.
Симмерсон приказал разбить лагерь у городских стен, и его солдаты с завистью смотрели на другие подразделения, которые входили в город, где их ждали кабачки и женщины, а тенистые улицы сулили массу удовольствий. Трое солдат нарушили приказ оставаться вне стен города, их поймал начальник военной полиции – они напились до такого состояния, что ничего не соображали. Виновников высекли, а весь батальон несколько часов маршировал вдоль реки.
В конце концов, два дня спустя, испанский полк прибыл, и Южный Эссекский был поднят на перекличку в пять утра, с тем чтобы отправиться на юг, в Вальделаказу. Было прохладно, но все знали, что, когда солнце поднимется, снова станет жарко. Однако в половине шестого, когда час, назначенный для начала марша, уже прошел, испанский батальон так и не появился; солдаты топали и потирали руки, чтобы хоть немного согреться.
Городские часы пробили шесть. Детям, которые вместе с матерями ждали момента, когда батальон отправится в путь, стало скучно, и они принялись носиться среди шеренг солдат, не обращая ни малейшего внимания на возмущенные вопли Симмерсона, сержантов и капралов.
Батальон был построен у римского моста, перекинутого через реку. Шарп последовал за Хоганом. Тот что-то сердито проворчал, когда они остановились у ограды, отражавшейся в воде, что весело омывала огромные куски гранита, лежавшие на дне с незапамятных времен.
Хогана охватило нетерпение.
– Черт их подери! Почему мы не можем отправиться в путь, пусть эти уроды нас догоняют!
Он прекрасно знал, почему это было невозможно. Дипломатия – часть цены, которую они вынуждены заплатить за сотрудничество со вспыльчивыми и капризными испанцами; местный полк должен выступать первым.
Шарп промолчал. Он смотрел в воду, на длинные волокна водорослей, покорно подчиняющихся воле течения. Ветер был холодным, и он поежился. Шарп разделял недовольство Хогана, его переполняло раздражение, которое шевелилось в душе, наподобие этих колеблющихся на поверхности воды водорослей.
Лейтенант бросил взгляд на собор, уже освещенный первыми лучами утреннего солнца, и попытался разобраться в мрачных предчувствиях, закравшихся в сердце. Задание, которое они должны были выполнить в Вальделаказе, казалось совсем несложным. Переход до места назначения займет всего день, еще день понадобится Хогану, чтобы покончить с мостом, который и так уже мало напоминает мост, и еще один день – на обратную дорогу в Пласенсию, где Уэлсли собирает силы для дальнейшего продвижения британской армии в Испанию. Однако
Вот тут-то и заключалась главная проблема. Симмерсон еще ни разу не встречался с врагом, и Шарп не был уверен в способности полковника принимать правильные решения в экстремальной ситуации. Если на южном берегу Тежу действительно засели французы и если Южному Эссекскому придется отбивать атаки на мосту, пока Хоган будет закладывать под него заряды, было бы лучше, чтобы решения принимал старый и опытный воин, а не командир ополченцев, чья голова набита теориями о сражениях и тактике ведения боевых действий, а опыт приобретен на мирных полях Эссекса.
Впрочем, дело было не только в Симмерсоне. Шарп посмотрел на дорогу в город, где расположилась группа женщин – батальонные жены, – и подумал о том, что Жозефина Лакоста находится среди них. Он, по крайней мере, узнал имя девушки, видел ее множество раз верхом на изящном черном коне, в окружении лейтенантов Симмерсона, которые шутили, смеялись и оказывали ей знаки внимания. До Шарпа дошли сплетни об этой девушке; поговаривали, что она вдова богатого португальского офицера или что сбежала от португальского офицера. Никто ничего не знал наверняка, но все сходились на одном – Жозефина встретила Гиббонса на балу в Лиссабоне и уже через несколько часов решила последовать за ним на войну. Говорили, что они собираются пожениться, когда армия доберется до Мадрида, и что Гиббонс обещал ей дом и жизнь, полную удовольствий и развлечений.
Какой бы ни была правда, Жозефина здесь, она очаровала весь батальон, флиртовала даже с сэром Генри, который отвечал ей преувеличенно галантно и все время твердил, что молодой человек есть молодой человек. «Кристиан нуждается в тренировке, верно?» – повторял Симмерсон одну и ту же шутку, над которой сам же и хохотал. Несдержанность полковника заставила племянника нарушить приказ и снять апартаменты в городе, где он поселился с Жозефиной и устраивал для своих друзей веселые попойки. Гиббонсу завидовали все офицеры, Жозефина блистала рядом с ним, и Шарп, дрожа от утреннего холода, подумал, что еще совсем неизвестно, увидит ли девушка долины Эссекса и станет ли жить в большом доме, построенном на доходы от продажи соленой рыбы.
Пробило семь, по рядам Южного Эссекского пробежало волнение – из-за домов появилась группа всадников и, пришпорив коней, помчалась прямо к уставшему ждать батальону. Всадники оказались британцами, и солдаты снова поскучнели. Хоган и Шарп направились к своим людям, стоявшим рядом с легкой пехотой Леннокса на левом фланге батальона, и стали наблюдать за вновь прибывшими, которые разговаривали с Симмерсоном. Все всадники были в форме, кроме одного – из-под его серого плаща выглядывали голубые брюки, а на голове красовалась простая шляпа с загнутыми полями. Прапорщик Денни, шестнадцатилетний юноша, которого переполняло плохо скрываемое возбуждение, стоял рядом со стрелками, и Шарп спросил его, знает ли он человека в гражданской одежде.