Орел стрелка Шарпа. Золото стрелка Шарпа
Шрифт:
– Вас требует к себе полковник.
– Зачем?
– Полковник вас требует. Немедленно! – Гиббонс казался удивленным.
Хоган кашлянул, привлекая к себе внимание.
– Лейтенант Шарп находится у меня в подчинении, – вмешался он. – Зачем он понадобился полковнику?
– Нам необходим отвлекающий маневр. – Гиббонс показал рукой в сторону неподвижных шеренг французов. – Чтобы заставить французов вступить в бой.
– И как далеко от каре я должен отвести своих людей? – Шарп говорил спокойно, с непривычной мягкостью в голосе.
Гиббонс пожал плечами:
– Чтобы
– Я не сдвинусь с места. Это безумие!
– Прошу прощения, я не понял. – Гиббонс изумленно уставился на Шарпа.
– Я не поведу своих людей на верную смерть. Если мы удалимся более чем на пятьдесят ярдов от каре, французы затопчут нас, как зайцев. Вы что, не знаете – маленьким отрядам не под силу сражаться с кавалерией.
– Так вы идете, Шарп? – Слова Гиббонса звучали так, словно это был ультиматум.
– Нет.
Лейтенант повернулся к Хогану:
– Сэр? Вы отдадите приказ лейтенанту Шарпу?
– Послушайте, дружище. – Шарп заметил, как резко усилился ирландский акцент Хогана. – Передайте полковнику, что чем быстрее он вернет батальон обратно на эту сторону реки, тем быстрее я смогу проделать в мосту дыру, и мы все вернемся домой. Нет, я не отдам приказ лейтенанту Шарпу совершить самоубийство. До свидания, сэр.
Гиббонс резко развернул лошадь, вонзил ей в бока шпоры, крикнул что-то неразборчивое Шарпу и Хогану и, подняв клубы пыли, ускакал галопом в сторону бесполезного каре Южного Эссекского полка. Стеррит, лицо которого побелело, повернулся к ним:
– Вы не имеете права отказываться от выполнения приказов!
Тут терпение Хогана лопнуло. Шарпу никогда не приходилось видеть, чтобы маленький ирландец терял самообладание, но на сей раз Хоган разозлился по-настоящему.
– Вы что, ни черта не понимаете? Неужели вам не ясно, что предлагалось Шарпу? Да стрелков бы порубили как капусту! Господи! О чем только этот человек думает?!
Стеррита смутила вспышка ярости со стороны Хогана. Он попытался успокоить инженера:
– Но ведь надо же кому-то что-то предпринять.
– Вы совершенно правы. Южному Эссекскому следует вернуться сюда и перестать тратить время попусту.
Кто-то из солдат роты Стеррита фыркнул. Шарп почувствовал, что тоже теряет терпение. Сейчас ему было не важно, кто командует этими людьми.
– Молчать!
Воцарилось неловкое молчание. Его нарушал лишь смех трех испанок.
– Мы можем начать с них.
Хоган повернулся к женщинам и что-то крикнул по-испански.
Они посмотрели на него, переглянулись, но он повторил свое требование. Женщины неохотно подчинились и, не слезая с лошадей, проехали мимо стрелков и офицеров обратно на северный берег.
– Теперь по крайней мере хотя бы трое перешли этот чертов мост. – Хоган бросил взгляд на небо. – Наверное, уже перевалило за полдень.
Французам, должно быть, необычное представление тоже наскучило. Шарп услышал звук трубы, кавалерия построилась в четыре эскадрона. Они все еще стояли лицом к мосту; передний эскадрон находился примерно в трехстах ярдах за каре испанцев. Вместо того чтобы выстраиваться в две длинные шеренги, французы четко встали в ряды по
Катастрофа разразилась в тот момент, когда французы находились в ближайшей точке от батальона де ла Санта Мария. От разочарования или из гордости полковник испанцев приказал открыть огонь. И мушкеты начали стрелять – но пули, естественно, не достигали цели. Оптимальная эффективность мушкетного огня – пятьдесят ярдов; на расстоянии двухсот ярдов, отделявших испанцев от французов, стрельба из мушкета – пустая трата сил. Шарп увидел, что у французов упало лишь две лошади.
– О господи! – громко проговорил он.
Все остальное легко просчитывалось. Испанцы произвели залп, теперь им потребуется по меньшей мере двадцать секунд, чтобы перезарядить оружие. За это время лошадь может покрыть огромное расстояние.
Французский полковник не колебался ни секунды. Он отдал приказ, снова запела труба, и с удивительной четкостью французы развернулись – теперь они выстроились в десять рядов, по сорок всадников в каждом. Первые две шеренги с саблями наголо помчались вперед, остальные рысью двинулись за ними. Французам по-прежнему не было особого резона вступать в сражение. Пехотное каре, даже с разряженными мушкетами, слишком серьезный противник для кавалерии. Солдатам нужно лишь сохранить строй и выставить вперед штыки – лошади свернут в сторону и поскачут вдоль шеренг, попадая под огонь заряженных мушкетов с другой стороны каре.
Шарп пробежал несколько шагов. Он вдруг понял, что сейчас произойдет. Испанские солдаты испугались и дрогнули. Они только что сделали оглушительный залп, однако враг стремительно мчался прямо на них, сквозь клубы мушкетного дыма; оскалив зубы, неслись вперед лошади, с громкими воплями, размахивая саблями, привстали на стременах всадники.
Как бусины с лопнувшего ожерелья, испанцы разбежались в разные стороны. Французы бросили вперед еще две шеренги кавалеристов, когда первая врезалась в массу поддавшихся панике испанцев. Опускались и взлетали в воздух сабли, окрашенные кровью. Всадники буквально прорубали себе дорогу в каре, лошади с трудом пробирались сквозь массу вопящих от ужаса людей. Третья шеренга французов перестроилась и помчалась вдогонку за испанцами, которые побежали, пытаясь спастись. Побросав мушкеты, они устремились в сторону Южного Эссекского.
Французы перемешались с ними, теперь они скакали среди бегущих людей, убивая испанцев, потерявших от ужаса разум. Изготовились к атаке и новые, свежие ряды конницы. Клинки французов неумолимо крушили врага. Группы испанских солдат выскакивали из мясорубки; бросая знамена, они искали спасения у британского каре. Южный Эссекский не видел всего, что произошло, в клубах пыли солдаты смогли разглядеть лишь приближающихся испанцев и отдельных французских всадников.
– Огонь! – забыв обо всем, повторял Шарп. – Огонь, проклятый идиот!