Орфей и Ника
Шрифт:
– Я… я постараюсь. – Ника понимала, что Варфоломей Кириллович по-своему прав, но одно дело – логика, другое – тот ужас, что творился в стране, омут, готовый затянуть вот-вот ее саму…
– И вы ждете знака, – по губам старика скользнула усмешка – не злая, скорее, чуть ироничная. – Неужто без этого так трудно поверить?
– Да. Трудно…
Ника поняла, что пора уходить. Она осторожно передала обломки Варфоломею Кирилловичу, и тут ей показалось, будто с ними что-то не так. Вначале Ника не поняла, но затем сообразила: старик держал икону совсем иначе, не придерживая рукой. Варфоломей Кириллович поднес образ к свету, и у Ники перехватило дыхание: икона была совершенно целой, даже трещина, расколовшая ее пополам, исчезла.
– Это… – Слова не шли. – Как это, Варфоломей Кириллович?.. Она же…
– Не ведаю. – Нике показалось, что в темных глазах старика блеснули веселые искры. – В ваших руках сей образ был, Виктория Николаевна!
– Но… я ничего не делала! – Ника растерянно оглядывалась по сторонам, словно все это подстроил кто-то невидимый. – Почему?
– Говорил Спаситель: иным даже знамения мало, – покачал головой старик. Вы женщина образованная, Виктория Николаевна, считайте сие реставрацией…
Варфоломей Кириллович шутил, но совсем невесело. Ника не знала, что и думать. Фокус? Но зачем? Да и невозможно такое; трещина не исчезает без следа… Но… разве дело в этом? Ника еще раз вспомнила их разговор: она спросила совета, она не верила в себя, она сомневалась…
– Я… я поняла. – Ника выговорила это с трудом и тут же повторила: – Я все поняла, Варфоломей Кириллович. Спасибо вам…
Священник улыбнулся:
– Не мне. Трудно будет, позовите. И главное – не бойтесь, Виктория Николаевна…
Она кивнула и поспешила к выходу. Уже у порога, вспомнив, что не попрощалась, Ника обернулась, но старика в церкви не было. Наверно, он вышел через небольшую дверь у алтаря, которой обычно пользовались священники…
Яркое апрельское солнце слепило глаза, и случившееся сразу же показалось странным сном. Ника улыбнулась: наверно, старый священник все-таки подшутил, что-то придумал с иконой, желая придать ей уверенности. Но Виктория Николаевна была благодарна ему: разговор не минул даром. Страх не ушел, но теперь ей казалось, что бежать, скрываться – еще хуже, чем попытаться выполнить задуманное. Она не подведет, она постарается сделать все, что в ее силах. И даже больше…
6. МРАМОРНАЯ СЛЕЗА
Виктория Николаевна подождала, пока серый автомобиль Игоря Кобца скроется за поворотом, и не спеша направилась к автобусной остановке. Уже ничего не вернуть, и чашу, кем-то налитую, придется пить до дна. Теперь эта мысль не приводила в ужас, напротив, неизбежная опасность наконец-то заставила думать. Эти дни она вела себя не очень умно. Оставалось прикинуть, что еще можно исправить.
Автобус подошел быстро, но Ника в последний момент решила не испытывать судьбу в недрах переполненной машины и пошла пешком. Так лучше думалось не спеша, спокойно, без лишних нервов. Итак, оставалось ждать, пока те, кто так заинтересовался подругой Орфея, назначат встречу. В том, что это произойдет, Виктория Николаевна уже не сомневалась. Надо подготовиться, собраться с мыслями…
Ника попыталась поставить себя на место тех, кто занялся ее «делом». Что они уже увидели? Пугливую, но достаточно своенравную особу, которая не страдает столбняком при виде «топтунов» под окном. Правильно ли она себя вела? Виктория Николаевна представила, как неведомый «малиновый» начальник читает донесение упустивших ее шпиков. Гражданка Артамонова исчезла и… появилась снова. Будет ли вести себя так настоящий враг народа, подпольщик? Конечно, нет, тот либо исчезнет сразу, либо будет изображать полное неведение. А как должна вести себя супруга знаменитого летчика Артамонова? Испугаться? Да, конечно, в Стране Советов, где «так вольно дышит человек», «малиновые» могли напугать кого угодно. Но Ника – не просто советская гражданка, она принадлежит к довольно узкому кругу тех, кому дозволено куда больше, чем прочтем. Значит, она должна не только испугаться, ей следует возмутиться, скандалить, требовать защиты! То, что Ника пожаловалась на молчавший телефон, правильно, однако этого мало. В конце концов, «малиновое» ведомство может тоже проявить характер, отправить ее на недельку в подвалы Большого Дома. После такого «карантина» Ника, по их мнению, станет куда сговорчивей. Ждать ареста не имело смысла. Игорь обещал рассказать о случившемся самому Сталину. В последнее не очень верилось, к Вождю Всех Народов попасть нелегко. Но можно поступить проще…
Виктория Николаевна подошла к ближайшему телефону-автомату и набрала знакомый номер. Этот телефон дал ей муж еще два года назад, когда по Столице прокатился первый вал арестов. Следовало позвать какого-то Леонида Леонидовича и попросить помощи. Как догадывалась Ника, этот двойной Леонид отвечал за безопасность специальной авиагруппы, которую возглавлял Александр Артамонов. Прежде тревожить контрразведчика не было повода, теперь же телефон мог пригодиться.
Леонид Леонидович оказался обладателем мягкого баритона, который вполне подошел бы актеру, игравшему героев-любовников. Узнав, кто с ним говорит, контрразведчик рассыпался в любезностях, осведомился о здоровье, успехах, а заодно о погоде. Ника терпеливо выслушала долгую тираду, представляя, как ее собеседник лихорадочно листает блокнот с записями или ищет в ящике стола необходимую папку. Скорее, конечно, папку: за эти годы материалов на Артамонова и его супругу накопилось немало.
Наконец Нике удалось вставить слово. Хорошо, что она говорила по телефону, можно не следить за выражением лица, сосредоточив внимание на голосе. Когда-то Виктория Николаевна неплохо играла на любительской сцене. Навыки не забылись.
Услыхав о «топтунах» и отключенном телефоне, Леонид Леонидович умолк, причем надолго. Ника подумала было, что обладатель баритона попросту испугался, но приятный голос вновь возник в трубке, посоветовав через пять минут перезвонить по другому номеру. Номер рекомендовалось ни в коем случае не записывать.
Виктория Николаевна подождала для верности не пять, а целых десять минут, после чего вновь вставила монетку в щель автомата. Трубку сняли сразу. На этот раз говоривший назвал ее «гражданкой Артамоновой», первым делом осведомившись, откуда она звонит. Получив ответ, он заметил: «хорошо» и попросил подробнее рассказать о случившемся. До конца, впрочем, он слушать не стал, велев подождать. Виктория Николаевна представила, как этот неизвестный – почему-то он виделся ей высоким и худым, как жердь, закрыв трубку рукой, переговаривается с кем-то еще, быть может своим начальником. Наконец в трубке прозвучало: «Вы слушаете?» – и тот же голос самым категорическим тоном заявил, что беспокоиться нечего, ибо все «мероприятия» имеют исключительно «профилактический характер». Сообщив эту абракадабру, говоривший распрощался, еще раз посоветовав не волноваться.
Ника осталась довольной. В любом случае она не позволила безнаказанно портить ей нервы. Пусть «малиновые» объясняются с руководством авиагруппы. Кобец прав: летчиков, подчинявшихся лично Сталину, Большой Дом предпочитал обходить стороной. Правда, бывали исключения. Виктория Николаевна помнила, каким вернулся муж с похорон знаменитого Аса. В тот вечер он был откровеннее обычного, и Ника поняла, что никто в авиагруппе не верит в случайность, погубившую лучшего летчика страны. Великий Ас мешал: Артамонов не стал пояснять, кому именно, но немного позже Терапевт передал слух, что Сталин собирался назначить бесстрашного летчика наркомом внутренних дел, заменив всеобщее кровавое пугало – Ежова. Так могли обойтись и с нею – попросту зарезав возле собственного дома, как погубили Зинаиду Райх, супругу опального Мейерхольда…
Возле дома Нику поджидала знакомая пара – молодые люди в одинаковых серых плащах. Увидев ее, они заулыбались, вновь взлетела в воздух шляпа. Когда же Ника поравнялась с ними, один из «топтунов» вежливо поинтересовался, хорошо ли ей гулялось. Стоило промолчать, но Виктория Николаевна не выдержала:
– Превосходно, благодарю вас… – «Топтун» улыбнулся еще шире, и Ника резанула с плеча: – Бензин не надо экономить! Работнички…
Последовал сокрушенный вздох:
– Помилуйте, Виктория Николаевна! Чтобы для вас – и бензин жалеть! У товарища Кобца мотор фордовский, форсированный… А как вам церковь? Понравилась?