Орфей! Орфей!
Шрифт:
Разумеется, я был не единственным микрофашистом в Алма-Ате.
В нашем дворе жил Серик – красивый паренёк.
Постарше меня.
Он был похож на Кришнамурти в молодости.
Прямо арабский скакун.
И приторговывал порнографией.
Я купил у него за рубль одну очень соблазнительную карточку.
До сих пор помню: голая девушка с разверстыми чреслами.
Её лобок был похож на колобок.
И посреди колобка – вертикальный рот!
Серик
– Будешь на неё дрочить?
Я промолчал: не любил дрочить.
Просто смотрел и наслаждался обнажённостью.
Но он намеревался продать мне не одну, а три фотокарточки.
Я три рубля не смог у отца украсть.
Серик на это рассердился – и как закричит:
– Таких, как ты, немцы отправляли в газовые камеры!
Я удивился, а он:
– Еврей! Жид!
Так меня впервые сделали евреем, жидом.
А до этого я и не знал, кто я такой.
Дома мне никто про это не объяснял.
Не знать было хорошо, а знать – унизительно.
Фашизм зиждется на унижении.
Одна из главных особенностей фашизма состоит в том, что высшая раса – силовики и хозяйчики – тычут в нос низшим, что они – низшие.
Это как у блатных:
– Твоё место у параши, тварь!
Ну а я в то время хотел быть не тварью и не жидом, а графом или герцогом.
Потому что читал Дюма.
Фашизмом было проникнуто тогда всё.
Сталинизм ведь отнюдь не увял.
А в сталинизме фашизма – через край.
Вообще весь советский строй был фашизоидным.
В основании СССР лежал абсолютно фашистский карательный аппарат: ВЧК – ГПУ – НКВД – КГБ.
Вот уж поистине: «Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз».
Государство.
Милиция.
Вообще все институции.
Телевизор.
Общество.
Всё было фашизоидным!
Но не дедушка Мося, нет!
Он, профессор и обладатель волшебной трости с инкрустацией, впадал в маразм.
И был очень добр.
Моисей Абрамович Бренер, уважаемый врач-терапевт.
Он читал мне по-немецки сказки братьев Гримм, хотя я немецкий не понимал.
Маразм защитил его от худшего недуга – фашистского.
Но кроме него – все, все!
Ну почти.
Некоторые знакомые девушки были от этой заразы защищены.
Иногда – своей невинностью.
Иногда – блядовитостью.
А иногда комбинацией обоих факторов.
Нина, например.
Или Алмагуль.
Или Таня Камалова.
Или Люда Рукавицина.
У Тани были губы – на лице и внизу, – позволявшие забыть обо всём фашизме вокруг.
Фашизмом была пропитана, конечно, школа и школьные учителя.
А иначе почему я испытывал перед ними такой страх?
И раболепие, и стыд.
Учился я хуже некуда.
Это была средняя школа № 25 имени Дзержинского.
Из её стен вышли Владимир Жириновский и Касым-Жомарт Токаев – нынешний президент Республики Казахстан.
Казарменное здание с фальшивыми колоннами.
В этой школе презирали слабых учеников.
Везде одно: слабые и сильные!
Только этому и учат учителя всех мастей: как из слабых попасть в сильные.
Разве это не фашизм?
Я каждый день кричал внутри: «Почему вы меня мучите?!»
Большие люди смотрят на маленьких как на гусениц, родившихся специально, чтобы их на две, на три, на четыре части рвать, рвать, рвать!
Только звери в моём детстве были ласковыми и странными.
А вольготно мне было только в зарослях парка Горького.
Поэтому молюсь:
Коты,Помогите,Киты,Спасите,Кроты,Сохраните.Кусты,Защитите,Сады,Схороните,Цветы,Прорастите.Персты,Уместите,Мечты,Уведите,Следы,Заметите.Гоголь когда-то сетовал: «Перо всё время тычется в запрещённые места».
Это и хорошо.
Вспоминаю со стыдом.
У меня была возлюбленная.
Звали её Венера Улдашева.
Она была настоящая Венера – площадная и небесная.
Смуглая красавица с фиолетовой промежностью.
Полу-узбечка, полурусская.
Я прилип к ней, как пиявка к недужному.
Не хотел вылезать из её влагалища.
Но она мне изменяла чуть ли не каждый день.
Или лучше сказать: ЕЙ НЕ ХВАТАЛО МЕНЯ.
Ведь Венера в любви – ненасытная.
О, какая она была ненасытная!
От неё исходило дикое благоухание.
Как от вспоротой самаркандской дыни, пролежавшей на солнце целый день.
Один мой знакомый сказал:
– Как ты ходишь с ней? От неё воняет пиздой!
Ну и что?
Во-первых, не пиздой, а чудными чреслами.
А во-вторых, мне это нравилось.
Я любил нюхать её влагалище.
И подмышки, и ступни, и ушные раковины.
Я любил их лизать.
Но она изменяла мне!