Орган времени
Шрифт:
– Домой? – удивился я. – В подобную ночь нельзя идти домой – только с наступлением рассвета.
– Я спать хочу, – протянула Галя. – Уже поздно. Пошли.
Она сделала шаг, и мне пришлось последовать за ней.
– Хорошая погода сегодня, – сказал я. – Может, все-таки прогуляемся немного?
– Нет, – сказала Галя. – Мы и так долго сидели. Обычно в это время я уже давно сплю.
– Ну. Сегодня же не как обычно.
Она не ответила. Мы продолжали идти к ее дому. Я молчал, не зная, что сказать, но потом вдруг гениальная идея посетила меня.
– Вот, – сказал я, – придумал! Если
Нельзя сказать, что я говорил это без задней мысли, но я знал, что туда, где живут Галя с Мариной, нельзя прийти в гости и там уж точно ничего не получится.
– Нет, – покачала головой Галя.
– Все нет и нет, – улыбнулся я. – Пойдем, там у нас уютно и тихо.
Она молчала, мы подошли к ее дому.
– Ну все, пока, – сказала Галя и собралась уходить.
– Пока, – сказал я, обнял ее и хотел поцеловать.
Но она отстранилась.
– Нет, не надо, – проговорила Галя, потом высвободилась из моих объятий и отступила на шаг. – Спокойной ночи, – сказала она, повернулась и пошла к двери.
– Куда уж спокойнее! – произнес я ей вслед.
Она не ответила, словно не услышала, зашла в дом и закрыла дверь.
Оставалось только пожать плечами на это, что я и сделал. Потом достал сигарету и закурил. Н-да, ничего не получилось сегодня. Ладно, бывает. Я повернулся и побрел к своему дому.
Наверно, пора было уходить из этого времени, больше здесь нечего делать, но я чувствовал, что мне осталось уже немного. Я был здесь довольно долго, и скоро усталость от времени заставит меня вернуться в настоящее, так что затевать новое перемещение не имело смысла – там я не пробыл бы и часа. С другой стороны, не хотелось терять этот час, я хотел исчерпать все время, которое у меня есть, чтобы подольше не возвращаться в настоящее. В общем, я решил оставаться здесь столько, сколько смогу. И, собственно, это было правильно – хоть я составлю компанию себе, правда, он, то есть я, не узнает об этом, но из лучших побуждений не хотелось бросать товарища одного в жаркую южную ночь, тем более, этим товарищем был я сам. Вот такая братская взаимовыручка самого себя.
Я не спеша шел к своему дому, думая, что совершенно не хочу спать. Странно было оставаться одному после шумного вечера. Тишина вокруг, звезды над головой. Я курил, слушая собственные шаги в абсолютной тишине. И темнота тоже была почти полной, я еле различал дорогу под ногами. Хорошо, что здесь было совсем близко.
Придя домой, включил свет и уселся на кровать. Сашина кровать стояла пустая рядом. Я со вздохом посмотрел на нее. Наверно, ему-то сейчас весело. Я сидел один ночью в тишине. Пожалуй, глупо было сидеть неподвижно ночью в тишине, но я подумал, что ложиться спать будет еще глупее и так, словно я сдался и проиграл. Глупо было думать так – все было глупо.
Я сидел, не зная, что делать. Как-то обидно было за себя, того, который в этом времени, – приехал на море и вот сидит один. Хотелось как-нибудь помочь. Я думал, что бы такое сделать, как развеять его скуку? Но что я мог? Мы были в одном теле, но совершенно отдельно друг от друга. Я не мог ни поговорить с ним, ни как-то
Я встал и прошелся по комнате. Да, веселое развлечение! Пожалуй, для этого стоило изобретать орган времени, чтобы переместиться сюда и походить из угла в угол. Неужели он, я, не смог бы…
Стоп! Что я сейчас подумал? Изобретать орган времени? Хм… Я застыл на месте, прислушиваясь к своей памяти, к его памяти. Пришедшая мысль показалась мне интересной, но только стоит ли делать это? Я думал, вернее вспоминал, вернее узнавал. Да, действительно, его, моя, жизнь в этом времени довольно скучна и монотонна: дом и работа, редкие встречи с друзьями, легкие романы от случая к случаю – все серо и однообразно. «Разве об этом мы мечтали с тобой?» – усмехнувшись, спросил я себя, хотя, конечно, он не услышал. Но дело было не в этом. Я понял, что, пожалуй, могу развеять скуку этого вечера, а заодно и всей жизни. И того часа, который оставался у меня здесь, вполне хватит на это. В общем, мысль была стоящей. Я взял бумагу, ручку, потом сел и написал себе письмо.
Вообще, не очень понятно, как я могу написать себе письмо. Ведь когда я пишу, он, я, который здесь, тоже видит эти строки и читает их, когда пишет. И, наверно, ему странно видеть, как он пишет о том, чего не знает. Впрочем, возможно, сейчас он и не читает или не воспринимает окружающее, пока я нахожусь в нем – мы так до конца и не выяснили этот вопрос с Сергеем Степановичем. Но все равно, так или иначе, сейчас или потом он прочитает это и узнает, что я хочу рассказать ему… себе.
А рассказать я хотел следующее.
Конечно, это будущее и другая ветвь времени, где моя жизнь проходила иначе. Но все же эти изменения не носили такой уж глобальный характер и касались только меня. Поэтому можно было с уверенностью утверждать, что где-то сейчас есть Сергей Степанович со своим устройством. И даже не где-то, а, почти наверняка, так же работает в своей больнице и живет у себя дома. В общем, в этом письме я рассказал себе об органе времени и о Сергее Степановиче, приложив и его телефон. Правда, я не помнил точный адрес больницы и просто объяснил, как доехать, и даже нарисовал небольшую схемку. Ему, то есть мне, это будет интересно – ведь он никогда не был там, а поскольку не оставалось сомнений, что письмо написано мной – почерк, да и вообще все обстоятельства, – описание конкретного места, где я не был, станет неплохим подтверждением моих слов.
Да, представляю, как он, я, будет читать это. Странно? Нет, странно – совсем не то слово, которое подходит для этого. Прочитать свое письмо к себе о том, что было, но не было с тобой… Это просто сумасшествие. Впрочем, я не боялся за свою психику. Ничего, разберется как-нибудь… разберусь. Конечно, сначала не поверит, но как можно не верить в конкретную вещь, реально существующее письмо? Наверно, поначалу решит, что это чья-нибудь шутка. Но сейчас вдали от дома и от знакомых просто некому пошутить со мной. Разве что Саше. Но ему, пожалуй, не до того. К тому же шутник обычно раскрывает себя потом – иначе зачем шутить? И когда со временем этого не произойдет, он, то есть я, поймет, что это совсем не шутка.