Орион в эпоху гибели

Бова Бен

Шагая позади него, я разглядел на затылке Сетха разветвленный надвое гребень, переходивший в хребет. Впереди ветви гребня казались рожками, выдававшимися из черепа прямо над крокодильими глазами. Мне были видны рудиментарные выросты на его хребте; должно быть, миллионы лет назад они представляли собой броневые пластины. На кончике его хвоста тоже имелся вырост – наверное игравший тогда роль тяжелой палицы.

Туннель стал теснее, круче – и жарче. Я совсем взмок. Пол почти обжигал мои босые ступни.

– Долго ли нам спускаться? –

спросил я, и мой голос эхом отразился от гладких стен.

"Твои творцы черпают энергию от своего солнца – золотой свет большой звезды, – ответил он телепатически. – Я же беру ее из глубин планеты, из океана расплавленного железа, который бушует на полпути от коры планеты к ее идеальному центру".

– Жидкое ядро Земли, – пробормотал я.

"Море энергии, – продолжал Сетх, – разогреваемое радиоактивностью и гравитацией, бурлящее потоками электрических и магнитных полей, столь жаркое, что железо и прочие металлы тают и текут, как вода".

Это описание ада! Он черпает энергию преисподней.

А мы все шли вниз и вниз. Странно, почему Сетх не построил лифт? Казалось, мы шагаем уже не первый час в молчании, озаренные жутким красноватым свечением стен, будто сквозь печку.

"Он держит Аню там, – рассуждал я. – Что там у него, на такой глубине? И почему так глубоко? Он что, боится быть увиденным? Есть ли у него другие враги, кроме творцов? Может, кто-то из соплеменников не в ладах с ним?"

Мои мысли кружили по нескончаемому кругу, но неизменно возвращались к одному и тому же ужасному вопросу: "Что он делает с Аней?"

Мало-помалу я ощутил в своем сознании постороннее присутствие, чужой разум, прощупывавший меня настолько деликатно, что я почти не ощущал его. Поначалу я решил, что это Аня. Но разум был чуждым, враждебным. И тут я понял, почему мы так долго идем к темнице моей подруги. Сетх зондировал мой разум, допрашивая меня настолько вкрадчиво, что я даже не осознавал этого, отыскивая в моей памяти… Что он искал?

Он уловил, что я обнаружил его зонд.

"Ты упрям, как твоя женщина! Придется применить к тебе более действенные методы, как уже пришлось поступить с ней".

Волна жаркой ярости захлестнула меня. Мне хотелось налететь на него, свернуть ему шею. Но я знал, что он легко справится со мной, и ощутил, как он злобно упивается моими мыслями.

"Ей невероятно больно, Орион. Но ее муки многократно усилятся, прежде чем я позволю ей умереть".

13

Наконец крутой спиральный туннель закончился очередной глухой стеной. На первый взгляд Сетх даже пальцем не шелохнул, но стена отъехала в сторону, открыв взору нечто вроде весьма совершенной лаборатории.

Ани нигде не было видно. В воздухе висел гул электрического тока; с двух сторон тесной комнатки сплошной стеной стояли гудевшие, пульсирующие огнями ряды аппаратов. Позади нас находился длинный стол, загроможденный

странными предметами, и табурет – скорее затейливая скамья для двуногого хвостатого существа. Четвертая стена была совершенно пуста.

Сетх клацнул когтями правой руки – гладкая стена ушла вверх, открыв куда более просторную комнату, тоже битком набитую замысловатой аппаратурой.

И Аню, заточенную в стеклянный цилиндр на приподнятой над полом платформе. Совершенно нагая, она стояла неподвижно, с закрытыми глазами, вытянув руки по швам, а по всему ее телу плясали голубые змейки электрических разрядов.

"Она кажется совершенно невозмутимой", – прошипел голос Сетха в моем сознании.

Аня была охвачена оцепенением. Или мертва. По всем четырем углам возвышения, окружая заточивший ее стеклянный цилиндр, стояли грубо сработанные статуи Сетха. Самая большая, вырезанная из дерева, была мне по грудь.

"Посмотри сюда!" – приказал он.

Обернувшись, я посмотрел в направлении, указываемом его вытянутым когтем, и увидел ряд экранов вдоль стены.

"На них показаны ритмы ее мозга".

Зубчатые кривые, красные от мук, плясали вверх-вниз в ритме, навязанном ползавшими по ее телу молниями разрядов.

По взмаху ладони Сетха голубые сполохи усилились, стали ярче, пустившись в безумную пляску по коже Ани. Ее обнаженное тело как-то съежилось, содрогаясь. Веки зажмурились плотнее, из-под них выползли две слезинки. Уголком глаза я заметил, что пики осциллограмм стали острее, круче, заметавшись по экранам, как языки пламени, опалявшие мой мозг.

Этот монстр пытает Аню! Пытает бессердечно и основательно, как армия муравьев, пожирающая любую живую тварь, вставшую у них на пути.

– Прекрати! – взревел я. – Прекрати!

"Открой мне свой разум, Орион. Позволь увидеть то, что мне надо".

– И тогда?

"И тогда я позволю вам обоим умереть".

Я взглянул в его горевшие злобой крокодильи глаза. В них не было ни торжества, ни радости, ни далее садистского наслаждения – ничего, кроме чистейшей ненависти. Ненависти к роду человеческому, ненависти к творцам, к Ане, ко мне. Сетх шел к своей цели, беспощадно сокрушая любые преграды.

Ненависть полыхала и во мне – но бессильная. Сгорбившись, уронив руки, я склонил голову.

– Прекрати ее мучения, и можешь делать со мной, что захочешь.

"Я облегчу ее мучения, – отозвался Сетх. – Но они не прекратятся до тех пор, пока я не узнаю, что мне требуется. Тогда вы оба умрете".

Змеившиеся по коже Ани голубые сполохи побледнели и замедлили свою пляску. Экраны показали, что боль ее поутихла.

И могучее, безжалостное сознание Сетха вонзилось в мой разум, как докрасна раскаленный стальной прут, с жестоким упорством отыскивая то, что он хотел знать. Я оцепенел, я был полностью обездвижен, не мог шелохнуть даже пальцем, а Сетх бесцеремонно рылся в тайниках моей памяти.