Оркестр меньшинств
Шрифт:
В случае с моим хозяином не коллеги были свидетелями его метаморфоз, а птицы. Он накормил их от пуза, когда женщина ушла из его дома в тот день. Он нашел больного петушка, у которого искривился хвост, отнес его на край фермы перед домом, чтобы не видели другие птицы, и там его зарезал. Выпустил кровь в маленькую ямку в земле, потом положил тушку в миску и отнес в холодильник. Помыв руки в ванной, он подмел большие птичьи выгородки, разделенные на две части деревянными стенками. Выгнал в дыру в потолке зеленоголовую ящерицу, каких не терпит птица. Потом он забрался по лестнице и заткнул дыру скомканной тряпкой в пятнах пальмового масла. Закончив с этим, он увидел, что куры перевернули таз с питьевой водой, и тот теперь лежит у соломенной стены, и в нем осталась только капелька воды размером с глаз. В лужице лежала горка осадка – как зрачок, который смотрел на него. По пути к тазу мой хозяин поскользнулся на чем-то, как оказалось, на
Чукву, если бы куры были людьми, они бы рассмеялись при виде того, во что превратилось его лицо: сочные комья земли и грязи на лбу и на носу. Не будь я сам свидетелем, я бы усомнился в том, что увидел в моем хозяине в тот день. Потому что, хотя ему было больно, хотя он все время притрагивался пальцами к ушибленному месту на лбу, а потом смотрел, нет ли на них крови, он чувствовал себя счастливым. Он поднялся, смеясь над собой, вспоминая, как Ндали сидела на диване, как днем раньше назвала его красивым мужчиной. Он посмотрел на то место, где упал, и увидел проплешину на полу – здесь его ботинки соскребли слой грязи, которая и осталась на них. В другой стороне выгородки стояла курица, на которую он чуть не упал. Она истерически отпрыгнула, чтобы он не раздавил ее при падении, бешено замолотила крыльями, подняв пыль и перья. Он узнал ее: одна из двух кур, несущих серые яйца. Она стояла, протестующе кудахча, другие присоединились к ней. Он вышел из выгородки, смыл с себя грязь, а потом, лежа в кровати, предавался воспоминаниям о Ндали.
Когда он уснул, я освободился из вместилища его тела, что часто делаю, когда он погружается в бессознательное состояние сна. Даже не выходя из его тела, я нередко могу видеть то, что мне не видно, пока он бодрствует. Ты знаешь, что создал нас как существ, для которых нет сна. Мы существуем как тени, которые говорят на языке живых. Даже когда наши хозяева спят, мы бодрствуем. Мы охраняем их от сил, которые дышат в ночи. Пока люди спят, бесплотный мир полнится шумом бодрствования и шепота мертвых. Агву, призраки, акалиоголи, духи и ндиичие – все они во время своих коротких посещений земли выползают из слепых глаз ночи и бродят по земле со свободой муравьев, не зная человеческих границ, не чувствуя ни стен, ни заборов. Два спорящих духа могут подраться и ввалиться в семейный дом, упасть на мужа и жену и продолжать бороться среди них. Иногда они просто заходят в обиталища людей и смотрят на них.
Та ночь, как большинство других, была наполнена шумом призраков и медных барабанов подлунного мира, множеством голосов, испускающих крики, вопли, завывания, шумы. Мир, Бенмуо с его коридором Эзинмуо, был пропитан ими. И издалека доносилась захватывающая мелодия флейты, журчащая в воздухе, пульсирующая, как живая. Так оно все оставалось довольно долго, но потом около полуночи что-то с невероятной скоростью ударилось о стену. Оно мгновенно свернулось в светящуюся спираль, имевшую серый оттенок и почти незаметную для глаз. Поначалу казалось, что оно поднимается к крыше, но оно постепенно стало рассеиваться и удлиняться, как змей, сотканный из теней. Потом оно превратилось в самого страшного агву – с тараканьей головой и тучным человеческим телом. Я тут же бросился вперед и приказал ему исчезнуть. Но он посмотрел на меня глазами, полными ненависти, а потом по большей части он смотрел на бессознательное тело моего хозяина. У него был липкий рот, словно склеенный какими-то вязкими гнойными выделениями. Он все время показывал на моего хозяина, но я потребовал, чтобы он ушел. Но он даже не шелохнулся, и мне стало страшно: я боялся, что это злобное существо повредит моему хозяину. Я начал произносить заклинание, укрепляя себя и призывая тебя вмешаться. Это, казалось, заставило существо замереть на месте. Оно отступило, издало рычание и исчезло.
Я встречал таких духов не раз за время множества моих циклов на земле, и я очень живо вспоминаю, что, когда во время войны моим хозяином был Эджинкеонье, он как-то раз спал в полуразрушенном, заброшенном доме в Умуахии, а когда он спал, вдруг словно ниоткуда с поразительной быстротой возник один дух, я даже вздрогнул от неожиданности. Я увидел, что у него отсутствует голова. Он размахивал руками, топал ногами и жестикулировал, показывая на обрубок в том месте, где у него прежде была голова. Эгбунду, даже не являясь акалиоголи, эти существа, имеющие столь уродливые формы, вызывали ужасный страх у живых духов вроде меня. Потом, используя какую-то трансмутативную способность, он вызвал свою голову, и она повисла в воздухе, стреляя во все стороны глазами. Безголовое существо попыталось взять свою голову, размахивая своими руками, но та отклонялась то в одну, то в другую сторону, пока наконец не уплыла туда, откуда появилась, а дух
Я тут же подскочил и попытался перехватить духа, узнать, чего он хотел от моего хозяина, но я не мог понять, в каком направлении он исчез. Никаких следов его в равнинах ночи я не нашел – никаких отпечатков ног на воздушных тропинках, ни звука шагов в темных подземных туннелях. Ночь в основном была заполнена яркими звездами в небесах и множеством духов, которые занимались своими делами неподалеку от фермы моего хозяина. Ни одного человека поблизости не было, даже следов их не просматривалось, только машины проносились по какой-то дороге на непонятном расстоянии. У меня возникло искушение побродить немного, но я подозревал, что агву, попавшийся мне на глаза, был бродячим духом в поисках человеческого сосуда, которым он мог бы завладеть, а значит, он мог вернуться, чтобы попытаться поселиться в моем хозяине. И потому я поспешил на компаунд со всей скоростью, на какую был способен, пронесся через забор на заднем дворе, а потом через стену в комнату, в которой глубоким сном спал мой хозяин.
Аквааквуру, на следующее утро он проснулся от дикого шума, издаваемого его птицами. Одна из них квохтала почти без перерыва, а потом продолжала на более высокой частоте. Он сбросил враппу [27] , под которой спал, и уже в дверях понял, что на нем ничего нет. Он надел шорты, помятую рубашку и вышел на задний двор, вытряхнул остаток смеси из мешка в таз и поставил его в центре двора на старую газету. Когда он отпер одну из клеток, птицы сразу же бросились к тазу и в мгновение ока облепили его.
27
Враппа – накидка, покрывало, может использоваться и как одежда у нигерийцев.
Он отошел в сторону, посмотрел, нет ли вокруг чего-нибудь необычного. Особенно внимательно он смотрел на одну из куриц – на ту, которая напоролась крылом на случайный гвоздь, торчавший из клетки. Птица с таким исступлением пыталась сорваться с гвоздя, что почти разорвала себе крыло. Он на прошлой неделе зашил крыло, и теперь эта курица с опаской участвовала в общей свалке, под крылом виднелась красная нить шва. Он схватил курицу за ноги, проверил ее крылья, проведя пальцами по прожилкам. Только он ее отпустил, как зазвонил его телефон. Он побежал в дом, но, когда перешагнул порог гостиной, звонок смолк. Он увидел, что Ндали прислала ему сообщение. Поначалу он не решался его прочесть, словно опасаясь, что слова, которые он прочтет, навсегда останутся нестираемыми на экране. Вернув телефон на стол, он приложил ладонь ко лбу и заскрежетал зубами. Я видел, что голова у него болит после вчерашнего падения. Он взял упаковку парацетамола с холодильника, выковырял одну из двух оставшихся таблеток, положил ее на язык и запил водой из пластикового стаканчика.
Потом он снова взял телефон и прочел послание от нее: «Нонсо, мне прийти сегодня вечером?» Чукву, он улыбнулся про себя, выкинул кулак в воздух и крикнул: «Да!» Он сунул телефон в карман и уже почти вышел во двор, когда вспомнил, что ответил только в воздух, словно она стояла рядом. Он остановился у москитной двери, ведущей во двор, и набрал «да».
Предвкушая встречу с Ндали, он собрал несколько яиц, разместил их в округлых впадинках пластикового ящика. Потом снова поймал раненую птицу. Она моргала от страха, ее клюв то открывался, то закрывался, когда он протирал ее голову, осматривал крылья, словно чтобы убедиться в ее способности летать. Он очистил поднос и насыпал на него немного смеси, увидел в ней что-то вроде сломанной пополам зубочистки. Он вытащил палочку и бросил за спину. Потом его осенило, что одна из кур может найти и склевать ее. Он поднялся и стал искать палочку, нашел ее у клетки для цыплят. Палочка лежала на сыром краю доски, на которой стояла клетка. Он поднял палочку и перебросил через забор за пределы своего компаунда. После этого он засунул поднос со смесью в одну из клеток.
Когда он закончил кормить птицу, руки у него стали почти черными от грязи и земли. Черные ободки очерчивали ногти, а кожа на его правом большом пальце была словно усеяна колючками и исполосована рубцами. Одно из взятых им яиц было покрыто затвердевшей корочкой помета, он пытался соскрести его, и теперь помет был у него под ногтями. Он мыл руки в ванной и думал, какая необычная у него работа и какой презренной она должна казаться тому, кто впервые с ней сталкивается. Он опасался, что Ндали, когда узнает, в чем состоит его работа, может не оценить ее, а то и вообще разозлиться.