Орлы императрицы
Шрифт:
Братья не садились в присутствии Ивана без позволения, порой называли его ласкательно «старинушка», «папинька-сударушка». Уважение к старшему сохранялось до последних дней жизни; Григорий, даже будучи фаворитом Екатерины Великой, не позволял себе садиться без позволения старшего брата. Братья имели общие доходы и расходы, — одним словом, у них был один кошелек, доверенный Ивану. В зрелые годы Иван, Алексей и Владимир отличались уменьем толково распоряжаться своим достатком, расчетливостью, домовитостью. Впрочем, эти качества не мешали главному хозяйственнику — Ивану за один вечер проиграть в карты несколько тысяч рублей, чтобы потом сокрушаться по потерянным деньгам. Жил старший брат в основном в Москве или в «низовых имениях» на Волге (в районе Симбирска), в Петербург наведывался редко, в основном для того, чтобы повидаться с братьями или помочь им в финансовых делах. Иван был женат
Давая обобщенную характеристику братьям после своего воцарения на российском престоле, Екатерина II писала: «Орловы блистали искусством возбуждать умы, разумной твердостью, крупными и мелкими подробностями своего поведения, присутствием духа — и авторитетом, благодаря всему этому завоеванным. У них много здравого смысла, щедрой отваги, их патриотизм доходит до энтузиазма, они вполне порядочные, страстно мне преданные, и они дружат меж собою, чего у братьев обычно никогда не бывает; всего их пятеро, но здесь было только трое» [47, 167]. Последние слова относятся к перевороту 1762 г. А вот еще одна ее характеристика, в которой не говорится прямо, к кому она относится, но, безусловно, подразумеваются братья Орловы: «Понятия не имею, что говорят о тех, кто окружает меня, но я достоверно знаю, что это не презренные льстецы и не трусливые или низкие души. Мне известны их патриотические чувства, их любовь к добру, осуществляемая и на практике. Они никого не обманывают и никогда не берут денег за то, что доверие, каким они пользуются, дает им право совершить. Если, обладая этими качествами, они не имеют счастья понравиться тем, кто предпочел бы видеть их коррумпированными — черт возьми, они и я, мы обойдемся и без этого стороннего одобрения» [47, 174].
Известно, что до переворота 1762 г. братья Орловы, по крайней мере трое из них: Григорий, Алексей и Федор, слыли силачами, кулачными бойцами, участниками шумных офицерских попоек в Петербурге и на его окраинах. Четверо старших братьев служили офицерами в гвардии, но троих (Григория, Алексея и Федора) знали во всех полках, им старались подражать, они были идолами офицерской молодежи, что предопределило их решающую роль в организации дворцового переворота.
Существует предание по поводу разгульной жизни молодых гвардейцев Орловых, согласно которому физически с троими из них мог соперничать в Петербурге только сослуживец Алексея по полку — Шванвич (его сын сочинял впоследствии Е. Пугачеву «немецкие указы»). Шванвич мог по отдельности справиться с каждым из братьев, но когда те были вдвоем, победы оказывались на их стороне. В результате неоднократных стычек между ними однажды было заключено условие, исключающее напрасное выяснение отношений: если Шванвич застает в злачном месте одного из братьев, то тот уступает ему все, чем владеет на данный момент, если же братьев двое, то они без спора занимают его место.
Однажды Шванвич, придя в трактир, застал там развлекающегося Федора в обществе женщин, распивающего вино и играющего в бильярд. По договору Федор без сопротивления уступил и женщин, и вино, и бильярд, но вскоре туда явился Алехан. Братья потребовали обратной уступки, однако Шванвич воспротивился и был из трактира вытолкан за дверь. Однако, будучи уже в заметном подпитии, он озлился, спрятался за воротами и, когда братья выходили, нанес Алексею удар палашом. Левая сторона рта была рассечена, Алексея отвели к жившему рядом лейб-медику [43, 80]. По другому рассказу, не столь романтичному, но более правдивому, Шванвич схватился за нож после того, как проиграл А. Орлову в карты. С того времени у Алексея на левой щеке остался на всю жизнь шрам, за что и получил он прозвище «Орлов со шрамом».
Несмотря на этот инцидент, Орловы, получившие после переворота 1762 г. огромное влияние на императрицу, не только не сделали Шванвичу зла, но даже способствовали назначению его кронштадтским комендантом, а десятью годами позже сыну его, осужденному за участие в Пугачевском восстании, их стараниями был смягчен приговор.
По свидетельству историка М. М. Щербатова, Орловы в течение всей жизни не были мстительны по отношению к своим неприятелям, хотя тех было немало: например, вельможи Никита и Петр Панины, их племянница княгиня Е. Дашкова, адмирал Чичагов и самый главный их недруг — Г. Потемкин.
Первые годы службы. Капитан Г. Орлов в Кенигсберге
Пятнадцатилетнего Григория привезли в Петербург вместе с братьями Алексеем, Федором и Михаилом (последний вскоре умер). По не подтвержденным данным поначалу они обучались в Сухопутном кадетском корпусе, называвшемся «рыцарской академией», в котором учились в разное время такие знаменитости, как Н. Репнин, П. Мелиссино, П. Панин, И. Елагин, М. Каменский, А. Суворов, М. Кутузов. В 1749 г. Г. Орлов поступил в Семеновский полк; в официальной записке о его службе сказано: «Лб-гв. Семеновском полку солдатом 749 г.». Старший брат Иван числился в Преображенском полку.
Юный Григорий и не подозревал тогда, на какую высоту вскоре поднимет его судьба. Именно ему суждено было проложить путь в высший свет себе и всему роду Орловых.
В 1756 г. Россия в союзе с Австрией, Францией и другими странами вступила в войну, названную впоследствии Семилетней, с Пруссией, возглавляемой талантливым полководцем Фридрихом II, союзниками Пруссии были Англия и Португалия. Об участии в войне Орловых известно лишь, что в битве при Цорндорфе в августе 1758 г. отличился своей храбростью и презрением к смерти Григорий, получивший три ранения, но не покинувший поля боя, чем привлек к себе внимание русского командования. В той же битве был захвачен в плен адъютант прусского короля, граф Шверин, его отправили в отвоеванный Кенигсберг, служивший центром русского управления захваченными прусскими территориями. В качестве сопровождающего к нему назначили едва оправившегося от ран Г. Орлова, вместе с которым поехал и его двоюродный брат Зиновьев. В Кенигсберге стоял в это время Архангелогородский полк, а обязанности русского военного губернатора исполнял генерал Н. А. Корф, ставший впоследствии главным полицмейстером Петербурга. В Кенигсберг Григорий прибыл уже капитаном, и следует заметить, что в 50-е годы XVIII в. офицерское звание дорого стоило, получить его по протекции было невозможно даже детям самых знатнейших вельмож, близких к императрице. Это потом, лет через двадцать, присвоение званий упростилось настолько, что офицерами дворянские сынки становились с рождения, а повышения в звании производились за деньги.
В это же время в Кенигсберге находился по службе будущий писатель и естествоиспытатель Андрей Тимофеевич Болотов (1738–1833), оставивший потомкам объемистые мемуары, благодаря которым, в частности, выясняются многие подробности жизни русского офицерства того времени. «…Кенигсберг есть такой город, который преисполнен всем тем, что страсти молодых и в роскоши и распутствах жизнь свою препровождающих удовлетворять и насыщать может, а именно, что было в оном превеликое множество трактиров и биллиардов и других увеселительных мест; что все, что угодно, в нем доставать можно, а всего паче, что женский пол в оном слишком любострастию подвержен и что находятся в оном превеликое множество молодых женщин, упражняющихся в бесчестном рукоделии и продающих честь и целомудрие свое за деньги» [5/1, 490].
Повальное большинство офицеров стремилось по прибытии сюда обзавестись любовницами, взять к себе на содержание молодых девушек, познакомиться со всеми злачными местами. Болотов не принадлежал к их числу, он увиливал всячески от компаний, проводивших время в развлечениях с девицами легкого поведения, и потому удивился, когда узнал, что по прошествии двух недель после появления знакомые его знали уже все здешние трактиры и притоны. Еще более странным казалось, что среди таких офицеров находились и столь почтенные люди, в которых ранее и заподозрить было невозможно обнаруженные вдруг склонности к распутству. Естественно, общительный, красивый и рослый Григорий Орлов не уступал своим сверстникам и в амурных делах.
В Кенигсберге он быстро сделался душой общества, основу которого составляли молодые офицеры. Здесь впервые проявились и его организаторские способности. Болотов пишет: «Молодежи нашей восхотелось ко всем обыкновенным увеселениям присовокупить еще одно, а именно — составить российский благородный театр. К сему побудились они наиболее тем, что бывшая у нас зимою банда (группа) комедиантов уехала в иные города, и театральные наши зрелища уже с самой весны пресеклись, и театральный дом стоял пуст. Итак, вздумалось господам нашим испытать составить из самих себя некоторый род театра. Первейшими заводчиками к тому были: помянутый господин Орлов, Зиновьев и некто из приезжих и тогда тут живший, по фамилии господин Думашнев. Не успели они сего дела затеять и назначить для первого опыта одну из наших трагедий, а именно „Демофонта“ (по трагедии в стихах М. Ломоносова. — Л.П.), как и стали набирать людей, кому бы вместе с ними и представлять оную». С поиском кандидатур на мужские роли проблем не возникало, сложнее оказалось с подбором на женские, но в конце концов весь состав был подобран, и участвующие приступили к разучиванию ролей.