Орлы капитана Людова
Шрифт:
— Джексон — честный парень! — с жаром произнес Нортон. — Я с ним в плавании первый раз, но не заметил за ним ничего плохого. Старательный, исполнительный, послушный. Не то что другие негры — мстительные, злопамятные твари. Он старался услужить даже капитану, против которого любой другой на его месте мог затаить зло.
Нортон осекся. Людов ждал молча. Нортон старательно вставлял сигарету в мундштук.
— А почему Джексон мог затаить против капитана зло? — спросил Людов.
Нортон вертел в пальцах нераскуренную сигарету.
— Сэр, не
— Разве не толчок при аварии причина его раны?
Нортон криво усмехнулся.
— Толчок при аварии!.. Я думаю, лейтенант, пришло время сказать чистую правду. Когда капитан был пьян, он становился подлинным зверем. Все боялись его как огня. Если «Бьюти» действительно наскочила на мель, он мог подумать, что это вина рулевого, неточно державшего курс.
— А почему вы думаете, что Джексона ударил капитан?
Нортон медленно закурил.
— Когда на мостике я споткнулся о тело Джексона, рядом с ним лежал кольт капитана, запачканный кровью. Да, кольт был липким от крови, когда я поднял его и сунул капитану в карман. Лучше бы я выбросил револьвер за борт.
Людов прошелся по комнате, вернулся к столу.
— Мистер Нортон, хочу задать вам на первый взгляд странный вопрос.
Нортон ждал молча.
— Если бы не очевидность, что капитан Элиот, запершись, покончил с собой, были бы, по-вашему, основания подозревать Джексона в убийстве из мести?
Нортон придвинул пепельницу, тщательно раздавил окурок, вставил в мундштук другую сигарету. Потом пожал плечами:
— К счастью, картина самоубийства слишком очевидна. И повторяю, не похоже, чтобы Джексон затаил зло. Здесь не корабль, он имел возможность не общаться с капитаном, не оказывать ему услуг.
— А он, как мне доложили, даже принял поручение капитана купить ему ром, — сказал Людов.
— А вы знаете и об этом? — прищурился Нортон. — Да, Джексон готов был бежать за ромом. Бедняга. Видели бы вы, с каким удовольствием он ухватил доллары капитана, как неохотно вернул деньги. У негра есть достоинство, которое вы назовете, возможно, недостатком.
— Какое достоинство?
— Он неравнодушен к деньгам. Экономит каждый заработанный цент. Для него деньги — главное в жизни, как, впрочем, для многих из нас.
— Кстати, мистер Нортон, вы говорили с Джексоном после смерти капитана?
— Нет, не говорил ни о чем.
— Он знает, что капитан покончил с собой?
— Затрудняюсь сказать… Но вы меня удивили. Вы сомневаетесь, что капитан покончил с собой? А запертая комната?
— Есть способы создать видимость, что комната заперта изнутри. — Людов невесело усмехнулся. — В частности, мистер Нортон, эти способы широко разработаны на страницах выходящих у вас детективных романов.
— Ах, вот что… — Нортон помолчал. — В таком случае тоже хочу задать вам вопрос. Если бы не очевидность, что капитан покончил с собой, можно допустить, что его убил ваш норвежец?
Он
— Нет, — раздельно, почти торжественно заговорил Людов. — Это предположение исключено. Свенсон наш боевой товарищ, проверенный в походах. Он участник Сопротивления, честнейший, бесхитростный человек… А вы запомнили разговор на боте?
— Запомнил ли я? — Нортон сосредоточенно курил. — Норвежец сказал всего несколько фраз, он с трудом объясняется по-английски. Напомнил о том, что капитан прогнал его со своего судна где-то в Чили, не заплатив заработанных им денег. А мистер Элиот по обыкновению начал ругаться, вместо того, чтобы поблагодарить человека за помощь, может быть, возвратить старый долг. Увы, это похоже на капитана… И может быть, потому… — Американец осекся.
— Что вы хотели сказать, сэр? — спросил после паузы Людов.
— Нет, я забыл упомянуть… Капитан Элиот вчера был чем-то напуган. Требовал, чтобы я все время держал дверь запертой. А когда я выбежал по тревоге, как вы знаете, даже не впустил меня обратно…
— И он не сообщил вам причин своего страха?
— Нет, не сообщил…
— Вопросов к вам больше не имею, — сказал Людов. — Вам следует теперь отдохнуть после всех этих волнений, сэр.
— Спасибо, сэр. — Нортон встал, слегка потянулся. — Попробую заснуть, я чертовски устал. — Он задержался на пороге. — Может быть, послать к вам Джексона?
— Не нужно, не беспокойтесь. Прошу вас пока вообще не говорить с Джексоном.
— Ай-ай, сэр!
Когда дверь за помощником капитана «Бьюти оф Чикаго» закрылась, Валентин Георгиевич вынул из кармана кителя золотисто-желтый прозрачный портсигар — память об одном из «юнкерсов», сбитых нашими зенитчиками в сопках. В портсигаре белели несколько кусков рафинада.
Валентин Георгиевич задумчиво взял кусочек сахару в рот. Присел на койку, сбросил ботинки, лег не раздеваясь поверх одеяла. Лежал совсем неподвижно, вытянув вдоль тела худые смуглые кисти.
Что предпринять дальше? Разговор с Нортоном дал кое-что, заслуживающее внимания. Любопытно сообщение, что рану рулевому нанес капитан. При каких обстоятельствах это произошло? Действительно ли покойный терял голову, опьянев, или, может быть… Возможно, были другие причины его конфликта с Джексоном?
Не может не удивлять, что капитан Элиот хотел остаться на борту тонущего судна, но в то же время упаковал карту и судовой журнал. И почему вообще он решил остаться на мостике «Бьюти оф Чикаго»? Есть традиционное, романтическое представление: когда гибнет корабль, капитан до конца не уходит с его борта. Сейчас, в дни войны, совсем не то происходит на судах капиталистических стран. И команда и капитан очень охотно покидают даже при небольших повреждениях принадлежащие частным владельцам суда. Не так, как на нашем флоте, где командир привык считать свой корабль частью советской суши, борется за жизнь корабля, как за собственную жизнь…