Оруженосец Кашка
Шрифт:
Надо заметить, что Молоканов был невысок и толст. Когда на это намекали, он обижался. Но сейчас он подавил обиду ради добычи.
– Дай, а? – повторил он.
– Пошел вон, – неумолимым ровным голосом произнес Володя, и Генка понял, что хорошая деревянная куколка, такая нужная для коллекции, потеряна навсегда.
Оставалось только одно – отомстить. И, отпрыгнув подальше, Молоканов противно проблеял:
– Жилы! Жадюги! Бэ-э!
А потом так же отвратительно спел:
Есть у ВовочкиНесмотря на полноту, бегал Молоканов, как заяц. Володя так и не настиг его, только загнал в жесткий низкорослый ельник. С полминуты он стоял и с удовольствием слушал, как жалобно кряхтит среди колючих веток несчастный попрошайка. Кряхтит, а выйти боится.
Потом Володя зашагал обратно. Он шел и со злостью думал, что глупый Молоканов не сам сочинил эту дразнилку. Значит, она известна не одному Генке. Может быть, ее уже все знают. Наслушаешься теперь!
А все из-за этого тихони-оруженосца.
Нет, пора прекращать эту волынку. Надо подойти и сказать сразу: «Вот что, друг, игрушки кончились. Турниров больше не будет. У меня свои дела, у тебя свое безделье. Топай своей дорогой. Привет».
А то в самом деле в няньки запишут.
С этой мыслью, решительный и злой, вернулся Володя на поляну. Кашка сидел у камня и ждал. Он почуял неладное и обеспокоенно стал подниматься навстречу.
– Слушай, ты… – начал Володя.
И в ту же секунду увидел собаку.
Это был грязно-бурый, с черными пятнами зверь. Он с коротким рычанием прыгнул из кустов и через поляну скачками бросился к ребятам. Володя знал, что большие псы умнее и добродушнее мелких шавок. Они не нападают зря. Но в этой собаке была злость и тупость. Володя успел отметить желтые зубы под вздернутой слюнявой губой. Нет, собака не собиралась шутить. Видимо, это был сторожевой свирепый пес, ничему не обученный и одичавший на цепи. Теперь каким-то путем он обрел свободу и, наверное, решил мстить людям.
Все эти мысли промелькнули мгновенно. И последняя была об оруженосце.
– Беги, Кашка! – крикнул Володя, не отрывая глаз от скачущего пса и отводя назад руку с сосновой тросточкой, чтобы встретить зверя хлестким ударом по морде. Ударить, когда он прыгнет! Изо всех сил!
А может быть, он – волк?
Володя подумал об этом, когда пес был в пяти скачках. А когда он сделал еще скачок, на поляну вышел его хозяин.
Лесник, или охотник, или просто местный житель. В форменной фуражке и кителе, похожем на железнодорожный.
– Рекс! – негромко крикнул он.
Бурый зверь с размаху остановился и присел, будто его ухватила за хвост крепкая рука.
– Назад! – сказал хозяин собаки металлическим голосом.
И громадный пес, прижав маленькие уши, побрел назад. На полпути он по-щенячьи лег на брюхо и пополз к человеку, словно просил прощения.
– Не бойтесь, – с короткой усмешкой сказал тот. Повернулся и сразу исчез в кустах. За ним скользнул в березняк понурый Рекс. А у Володи сразу ослабли руки, и сосновая тросточка показалась тяжелой, как железный лом. Пришел противный, тягучий страх.
– У, зверюга, – пробормотал Володя. Он медленно повернулся, чтобы уйти и позабыть про свой страх и слабость. Но не ушел. Он увидел Кашку.
Кашка никуда не убегал. Он стоял в двух шагах, прочно расставив ноги и держа наперевес кривую березовую палицу. Глаза у него стали совершенно круглые от отчаянного ужаса или от такой же отчаянной решимости, а рот был приоткрыт, словно Кашка хотел сказать «мама» и остановился на полуслове. Видимо, он еще не понял, что опасность ушла. Несколько секунд Володя смотрел на него с изумлением. Потом сказал:
– Все. Отбой.
Кашка уронил свое оружие. Он хотел улыбнуться, но только сморщился, как котенок, собравшийся чихнуть. И вдруг заплакал. Сначала несильно, а потом безудержными крупными слезами.
– Ты что? – Володя растерялся. – Кашка, слышишь… Ну перестань.
Кашка попробовал перестать и не сумел. Володя замолчал. Что тут делать? Успокаивать плачущих – нелегкое умение.
– Ну, хватит воду лить, – наконец проговорил он. – Слышишь? Кашка… Перестань выть!
Кашка послушно кивнул и всхлипнул еще несколько раз. Потом виновато улыбнулся щербатой своей улыбкой и сказал, глядя в сторону:
– Я их, проклятых, боюсь… Я когда маленький был, меня собака укусила. Вот… – Он повернулся и показал сзади под коленкой несколько белых бугорочков – следы зубов.
– Ладно уж, – с неумелой ласковостью сказал Володя. – Все уж прошло ведь… Да, а ты почему не убежал? Я тебе крикнул: беги! Ну?
Кашка поднял еще залитые слезами глаза. И тихонько спросил:
– А ты?
– Ну, я… Что – я? От собаки нельзя бегать. Я-то знаю про это. А ты? Ты ведь мог убежать, раз я остался.
– Да, остался… – прошептал Кашка. – Она вон какая. Как волк. А ты с такой палочкой остался. С тоненькой…
Они разом взглянули на Володину тросточку и разом перевели глаза на кривую Кашкину дубинку.
И что-то словно сдвинулось в душе у Володи. Растаяла вся его твердость. Захотелось вдруг сделать совершенно непонятное: взять за узенькие плечи этого сероглазого пацаненка, притянуть поближе и сказать: «Эх ты, Кашка, Кашка. Оруженосец…»
Конечно, ничего такого Володя не сделал. Не умел он так. Девчонки это умеют, а он не может. Только взял Кашку за руку и сказал:
– Идем… А собака-то трусливая. Хозяин крикнул, а она сразу на пузо…
Кашкины глаза просыхали. Он взглянул на Володю серьезно, почти строго. И ответил:
– Он плохой человек. Хороших людей собаки не боятся. Он, наверно, ее бьет.
– Да? Да, пожалуй… – согласился Володя. – А ты… ты ничего человек, Кашка.
Это все, что он сумел сказать верному оруженосцу. Не всегда нужно много слов. Кашке хватило и этих. Радость запела в нем, как серебряная труба. Но чтобы хоть немного походить на сдержанного Володю, Кашка радость спрятал и проговорил:
– Жалко. Сейчас уж, наверно, на обед пора. Так и не доделал ты тросточку.