Оружие и правила дуэлей

Гамильтон Джозеф

Достойные восхищения слова обоих этих воинов поистине написаны мудрейшими представителями человечества. Человек, который может избежать прегрешения, увенчан славой. Тот, кто может смирить свой гнев, лучше могущественного, и достойнее смирять свои страсти, чем править городом [20] .

Уверен, что смелость Наполеона никогда не подвергалась сомнению, но тем не менее когда он получил вызов на дуэль, то со спокойным юмором отверг его:

«Если бы было позволительно таким образом карать агрессора, то было бы несправедливо и неблагородно возлагать на него тяжелейшее из наказаний за столь ничтожное оскорбление, и мне пришлось бы утроить количество судей и палачей. Конечно, должно быть какое-то разумное соотношение между преступлением и наказанием за него».

20

Афинский

флотоводец Фемистокл вступил в спор с командующим греческим флотом перед битвой у Саламина спартанцем еврибиадом, и тот, как человек очень бурного темперамента, поднял свой посох, чтобы ударить Фемистокла. Тот сдержал возмущение, вызванное этой вспышкой (сейчас это называется джентльменским поведением), и сказал: «Бей, но выслушай». Фемистоклу не пришло в голову перерезать лакедемонянину горло, и он счел его страстную вспышку простительной слабостью соратника, лучшие качества которого перевешивали этот недостаток.

Было известно, что знаменитый актер Хендерсон редко позволял себе вспышки эмоций. Как-то в Оксфорде он поспорил с коллегой-студентом, который не смог сдержать свой темперамент и выплеснул ему в лицо стакан вина. Мистер Хендерсон вынул носовой платок, вытер лицо и спокойно сказал: «Сэр, вы отклонились от темы – а теперь приведите свои аргументы».

Сэр Уолтер Рейли издавна пользовался славой дуэлянта, и как-то, убив несколько своих противников, он испытал такое потрясение варварством этого обычая, что решил впредь никогда больше не драться на дуэли. Случилось, что в кофейне он вступил в горячий спор с каким-то молодым человеком, и тот опрометчиво плюнул в лицо ветерану. Сэр Рейли, вместо того чтобы, как обычно, пустив в ход шпагу, наказать его, спокойно извлек из кармана носовой платок, вытер лицо и сказал: «Если бы я мог стереть со своей совести грех вашего убийства столь же легко, как вытереть с лица ваш плевок, вы бы не прожили и минуты». Молодой человек был настолько поражен благородством поведения сэра Уолтера, что немедленно попросил у него прощения.

Если человек совершил убийство, то единственной карой для него должна быть смерть, но не стоит платить жизнью за оскорбительное выражение, которое вырвалось у человека, разгоряченного вином, или же под влиянием ошибки, или вспышки страстей.

Когда по Моисееву закону назначалось бичевание, Бог запрещал, чтобы какой-нибудь человек получал больше сорока плетей; евреи же, щадя наказанного соплеменника, никогда не превышали тридцати девяти ударов; дуэлянт же может жесточайшим образом наказать своего несчастного противника, виновного в пустячном оскорблении.

Позор незаслуженного использования грубого языка и недостойных выражений ляжет только на того, кто позволил себе их, потому что любой человек, обладающий здравым смыслом, ценит другую личность за ее заслуги и не будет осуждать ее из-за невоспитанности, плохого характера или злобы какого-то человека. Также нельзя ожидать, что он будет учить хорошим манерам того, кто нуждается в них, и общество не возлагает на него такую обязанность. Оскорбленный человек может защитить себя с помощью свидетельств или показаний об этом случае; но скорее всего, он не сможет сделать этого, вызвав обидчика на дуэль, потому что виновник всегда более готов драться на дуэли, чем невиновный.

Дуэль противоречит интересам меня, моей семьи, моей страны, ее морали и религии.

Я могу получить рану, после которой жизнь станет для меня тяжкой ношей, или же лишу родителей, брата, сестру, жену или ребенка своей поддержки и защиты. Как ни печально, но я могу тяжело ранить или убить моего несчастного противника, покарав его ни в чем не повинных родителей, жену или ребенка; и кто даст мне утешение, когда я задумаюсь о судьбе своего противника.

История хранит много примеров, когда своевременная энергия одного человека спасала его страну от неминуемого разрушения, и, может быть, я проживу еще достаточно долго, чтобы принести какую-то пользу. Если Вашингтон или Нельсон в молодости пали бы жертвами этого зла, как велика была бы потеря для Америки или Англии!

Фемистокл, великий афинянин, которого справедливо называли любимцем всей страны, когда на общественном совете едва не получил удар от Эврибиада, предпочел интересы общества своему желанию ответить на оскорбление; Аристид,

хотя и был изгнан афинянами, узнав, что греки у острова Саламин испытывают давление персидского флота, великодушно обратился к Фемистоклу и, дав понять, что не считает его врагом, предложил свои ценные советы ради общественного блага и сказал, что спорить они должны лишь о том, кто лучше послужит своей стране.

Цезарь приводит другой интересный случай. Тит Пулфио и Люций Варенус, два центуриона его армии, серьезно поссорились; но вместо того чтобы стремиться к мести на дуэли, они стали прилагать усилия, чтобы превзойти друг друга в отваге в ходе войны против галлов, и, когда им обоим угрожала серьезная опасность, каждый спешил спасти жизнь другого.

Благородный патриот не ставит предела своим достоинствам; он думает не о том, что равняет его с другими, а о том, что делает его выше и благороднее.

Поведение отдельной личности оказывает влияние на мораль всей нации, и если я уважаю ее, то не позволю, чтобы мой пример нанес ей урон.

Но если дуэль представляет собой оскорбление здравого смысла, интересов меня, моей семьи, моей страны и ее морали – какое еще оскорбление можно нанести моему святому Создателю, чье божественное присутствие я так грубо нарушу.

Тот, кто убивает другого, являет собой умаление образа Всемогущего, лишает его облика, уничтожает его труд и умаляет воздаваемые ему почести. Убийство было первым запрещенным насилием, когда Ною были даны семь заповедей вместе со строгим требованием дословно передать их потомкам патриарха; запреты часто повторялись, и все действия, которые вели к нарушению их, объявлялись преступлениями, подлежащими наказанию по Моисееву закону. Убийство – это предел святотатства, ибо человек представляет собой храм Божий. Оно называется вопиющим грехом, потому что вопиет к Небу о воздаянии. Случались странные и чудесные явления крови, что свидетельствовало: «Убийство, хотя и не имеет языка, заговорит самым сверхъестественным органом».

Убийца не сможет возместить свой грех никакими жертвами; не будет ни укрытия, ни места, куда бы мог скрыться убийца. Даже у Моисея или Иеговы нет власти простить его, или избавить от части предписанного наказания, или какой-то жертвой возместить жизнь убийцы. «И не берите выкупа за душу убийцы, который повинен смерти, но его должно предать смерти» (Числа, 35: 31). Если даже городские власти откажутся выносить наказание, говорится, что «земля не иначе очищается от пролитой на ней крови, как кровью пролившего ее». Когда кого-то убивают, город должен провести торжественное очищение. Никакое убийство не имеет оправдания, кроме, во-первых, по приговору суда после беспристрастного процесса, во-вторых, на войне и, в-третьих, во время неизбежной самозащиты. Во времена Давида три голодных года стали наказанием за кровь Гедеона, которую его предшественник Саул неправедно пролил, и кара не была отменена, пока семь отпрысков Саула не были казнены (повешены).

Давиду было запрещено строить Иерусалимский храм, потому что на нем была кровь, и Иаков проклял жестокость и гнев своих сыновей, Леви и Симеона, потому что, разгневавшись, они убили человека.

Философ говорит: «Если кто-то выходит против другого с мечом в руках, намереваясь убить его, то он повинен в убийстве, пусть даже не преуспел в своем намерении; он не достоин прощения, пусть даже его попытка была пресечена, и должен понести такое же наказание. Если же кто-то осмеливается на открытое нападение и ждет в засаде, чтобы коварно причинить смерть другому человеку, он гнусный бандит с грязными мозгами. Если мы считаем врагами не только тех, чьи армии воюют против нас на суше, а флоты на море, но и тех, кто лишь готовится к нападению, и тех, кто подводит свои осадные машины к нашим стенам и воротам, пусть даже нападения пока не происходит, то не только они должны считаться доподлинными убийцами, но и те, кто втайне или открыто делает все, чтобы лишить жизни другого человека, даже если их попытка не увенчалась успехом».

Если я дерусь на дуэли, то тем самым нарушаю завет, который был дан мне при крещении, – что я должен отвергать дьявола и его искушения, а также пышность и тщеславие порочного мира; тем самым я оскорбляю Священное Писание, которое запрещает месть и строго предписывает прощать оскорбления и снисходительно относиться к порочным действиям; оно говорит, что такие действия имеют истоком наши недостойные страсти и что дьявол с самого начала был убийцей, я же не должен давать место гневу и обязан жить в мире со всеми.