Ощепков
Шрифт:
В начале августа вышел очередной, 14-й номер журнала «Спутник агитатора» с разгромной статьей одного из самых речистых воинствующих безбожников Союза ССР Бориса Кандидова. Статья называлась «Церковные шпионы японского империализма». Четыре страницы убористого текста были посвящены разоблачению связи Японской православной церкви с врагами советской власти, Советского государства. Многое в этой статье правда, многое — ложь. Разбирать, где что, в 1937 году никто не собирался. Упоминалась в ней и Токийская православная духовная семинария, в которой учился Василий Сергеевич и о которой еще в 1917 году посольский священник Петр Булгаков писал: «…школа в Токио, носящая название “православная духовная семинария”, в свое время издала руководство для разведчиков-японцев с целью помочь делу допроса русских» [330] . Правда, «товарищ Кандидов» был не в курсе, что в семинарии учились русские подростки, а потому обрушился только на японских ее выпускников: «Воспитанники Суругадайской семинарии, получившие образование за счет миссии… командируются переводчиками в японские полки, находящиеся в Сибири, где благодаря недурному знанию русского языка оказывают немалую услугу по изучению столь интересующего японцев материка. <…>…услуги, которые
330
ГАРФ. Ф. P-5973. Оп. 1. Д. 114. Л. 33.
В ночь с 15 на 16 августа арестованного Романа Кима спросили об Ощепкове. Сломленный пятью месяцами допросов, он признался, что был знаком с Ощепковым с 1929 года «на базе джиу-джицу», но последние пару лет с ним не встречался — некогда было. Когда потребовали «признаться», что Ощепков и Юркевич японские разведчики (значит, уже вели их, ждали!), Ким, безуспешно пытавшийся в тюрьме покончить с собой, чтобы прекратить мучения, подтвердил и это [331] . Сразу скажем, что никакого прямого влияния на судьбу Василия Сергеевича и Трофима Степановича слова арестованного контрразведчика не оказали или, во всяком случае, не успели оказать. Но вопрос о том, почему, откуда, из каких документов на следствии Кима вообще всплыла фамилия Ощепкова, остается открытым — ответа на него нет, как нет пока ответа на вопрос, упоминался ли Ощепков в допросах других людей. Для того чтобы узнать это, надо «перелопатить» дела арестованных «харбинцев», а их много. Очень много — не один десяток тысяч.
331
ЦА ФСБ РФ. Д. Р-23731. Т. 1. Л. 53–54.
20 сентября нарком внутренних дел Николай Ежов подписал оперативный приказ № 00593. Вот его краткое содержание (полный текст легко можно найти в Интернете) [332] :
«Органами НКВД учтено до 25.000 человек, так называемых “харбинцев”…
Учетные агентурно-оперативные материалы показывают, что выехавшие в СССР харбинцы в подавляющем большинстве состоят из бывших белых офицеров, полицейских, жандармов, участников различных эмигрантских шпионско-фашистских организаций и т. п. В подавляющем большинстве они являются агентурой японской разведки, которая на протяжении ряда лет направляла их в Советский Союз для террористической, диверсионной и шпионской деятельности…
332
Например, на сайте Сахаровского центра. —rov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=876. Дата обращения: 18 мая 2017 года.
ПРИКАЗЫВАЮ:
1. С 1-го октября 1937 г. приступить к широкой операции по ликвидации диверсионно-шпионских и террористических кадров харбинцев на транспорте и в промышленности.
2. Аресту подлежат все харбинцы:
а) изобличенные и подозреваемые в террористической, диверсионной, шпионской и вредительской деятельности;
б) бывшие белые, реэмигранты, как эмигрировавшие в годы гражданской войны, так и военнослужащие разных белых формирований…
е) служившие в китайской полиции и войсках как до захвата Манчжурии японцами, так и после образования Манчжоу-Го;
ж) служившие в иностранных фирмах, прежде всего японских, а также белогвардейских (фирма ЧУРИНА и друг.)…
3. Аресты произвести в две очереди:
а) в первую очередь, арестовать всех харбинцев, работающих в НКВД, служащих в Красной армии, на железнодорожном и водном транспорте, в гражданском и воздушном флоте, на военных заводах, в оборонных цехах всех других заводов, в электросиловом хозяйстве всех промпредприятий, на газовых и нефтеперегонных заводах, в химической промышленности;
б) во вторую очередь — всех остальных харбинцев, работающих в советских учреждениях, совхозах, колхозах и проч….
5. Следствие по делам арестованных харбинцев развернуть с таким расчетом, чтобы в кратчайший срок полностью разоблачить всех участников диверсионно-шпионских и террористических организаций и групп.
Выявляемую в процессе следствия харбинцев новую сеть шпионов, вредителей и диверсантов — НЕМЕДЛЕННО АРЕСТОВЫВАТЬ.
6. Всех арестованных харбинцев разбить на две категории:
а) к первой категории — отнести всех харбинцев, изобличенных в диверсионно-шпионской, террористической, вредительской и антисоветской деятельности, которые подлежат расстрелу…
8. После утверждения списков НКВД СССР и прокурором Союза приговор приводить в исполнение — НЕМЕДЛЕННО…
11. Операцию закончить к 25 декабря 1937 года.
12. В отношении семей репрессируемых харбинцев руководствоваться моим приказом № 00486 от 15 августа 1937 года…»
Правомерно ли было применить этот приказ к Ощепкову (дикость самой идеи уничтожения людей по географическому признаку мы не обсуждаем)? Судите сами. Василий Сергеевич был мобилизован Колчаком. Служил в японской армии. Хотя в приказе речь шла о китайской, причастность к службе в японской для НКВД была еще лучше: во вражеской аж с 1904 года армии служить мог только предатель — однозначно. Ощепков формально был реэмигрант, так как в 1926 году впервые получал советский паспорт, числясь с 1923 года гражданином Японии (да, это понадобилось для прикрытия при выезде в командировку с разведывательной целью, но для следствия это никакого значения не имело). Работал он и в японской фирме, а до революции и вовсе был сотрудником царской контрразведки — жандармом в категориях, которыми мыслили в НКВД образца 1937 года. Стоит заметить, что мыслили широко: органы ОГПУ — НКВД публиковали совершенно секретные (гриф
333
ГАРФ. Ф. P-9427. Оп. 1. Д. 374. Л. 57.
Те, кто впервые сталкивается сегодня с историей сталинских репрессий, могут задать наивный, но неизбежный вопрос: как же так — ведь он был советским разведчиком? Об этом должны были быть документы! Его должны были немедленно выпустить! Снова — увы. Почти все его друзья и однокашники (Крылов, Плешаков, Мацокин, Ким и многие другие) были советскими разведчиками с такими заслугами перед родиной, которые она никогда не должна была бы забыть. Но право решать, что хорошо для родины, а что — плохо, присвоил себе НКВД, поэтому об этих заслугах просто не вспомнили. Точнее, не разрешили вспомнить. В следственных делах Юркевича и Плешакова совсем отсутствуют упоминания о том, что они были разведчиками. Да, людей, далеких от реалий сталинской эпохи, это шокирует, но на самом деле такова была узаконенная практика: в соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом тех лет, упоминание подследственным своей секретной работы приравнивалось к разглашению государственной тайны и автоматически добавляло еще одно обвинение, увеличивало тяжесть вины, удлиняло срок… Причем следователь и оперативный работник часто был одним и тем же лицом, и если на какого-либо обвиняемого заводилось оперативное дело (например, на основании доноса), то, в соответствии со статьями 93, 97 и 109 УПК РСФСР от 1923 года, получивший его чекист, выступая уже в качестве следователя, мог допрашивать обвиняемого на основе имеющихся материалов, по собственному желанию предъявляя или не предъявляя арестованному «доказательства» и не подшивая их в уголовное дело [334] . «Доказательствами» же могли служить зафиксированные, например, службой наружного наблюдения встречи с иностранцами — не важно по какому поводу! — или перехваченная и перлюстрированная переписка — хотя бы по поводу установления связи с Кодоканом в Токио. В двухтомном уголовном деле Кима вся его работа вывернута наизнанку и каждый эпизод вербовки японца, например, рассматривается как, наоборот, вербовка японцем. В деле Крылова тому, что он разведчик, вообще не придано никакого значения. И так было со многими. Сменовеховец, «харбинец», реэмигрант, японский шпион, бывший жандарм Василий Ощепков был обречен в любом случае, по любому из пяти возможных (и десятку невозможных) пунктов обвинения.
334
Мелешин К. Ю. Процессуальный аспект осмысления опыта политической полиции Российской империи по использованию в доказывании сведений, полученных негласным путем, органами ВЧК — ОГПУ — НКВД. Доклад на XIV Всероссийских исторических чтениях «Гороховая, 2»: «Отечественные спецслужбы в эпоху войн и революций. XX век. 20–21.04.2017». (В печати).
Несмотря на то что «широкую операцию по ликвидации» было предписано начать 1 октября, массовые аресты начались, как только приказ был подписан. «Все поголовно советские служащие КВЖД оказываются сплошь, включая жен, детей и бабушек, японскими шпионами. Но надо признать, что их брали уже и несколькими годами раньше», — писал А. И. Солженицын в бессмертном «Архипелаге ГУЛАГ». Но точно так же стоит признать, что не только о советских служащих шла речь.
1 сентября дома в Пушкино взяли ветерана российской и советской военной разведки, участника Русско-японской, мировой, Гражданской войн Василия Николаевича Крылова. Его отозвали из Харбина в 1934-м, когда почувствовали угрозу для него со стороны японской разведки. Уважаемый востоковед, ученый-энциклопедист, шестидесятилетний Крылов после нечеловеческих пыток был расстрелян 21 октября на Бутовском полигоне. Там же расстреляли его жену, обвиненную в заговоре против Сталина.
7 сентября из соседнего дома с той же 2-й Домбровской улицы в Пушкино забрали Митрича — Владимира Дмитриевича Плешакова, бывшего семинариста, советского военного разведчика, с 1935 года служившего переводчиком в НКВД. 14 октября и его расстреляли на том же полигоне под Москвой. Жену расстреляли как «пособницу» жены Крылова. Василий Сергеевич ничего об этом не знал.
Жизнь семьи Ощепковых в то время протекала мирно, даже буднично. После 1935 года Василий Сергеевич с семьей по какой-то неизвестной нам причине переехал со Страстного бульвара чуть дальше от центра — в Дегтярный переулок, дом 6. В своей небольшой комнате квартиры 21 сделали ремонт. Стены, вспоминал Николай Галковский, по тогдашней моде оклеили ярко-красными обоями, а на столе поместилась лампа с пурпурным абажуром — такая же стояла в келье Николая Японского в Токио [335] . По соседству, в Петровском переулке, в филиале Художественного театра, время от времени шла пьеса про большую квартиру с абажуром — «Дни Турбиных» Михаила Булгакова. Несмотря на то что играли ее, пусть и с перерывами, уже много лет, на каждый спектакль выстраивались очереди сверху — от Тверской, и снизу — от Дмитровки. Поэтому, когда Ощепковым удалось взять билеты на спектакль, назначенный на 10 октября 1937 года, они были счастливы. Пьеса была про своих, про бывших «золотопогонников», ставших сменовеховцами, про их друзей, выбравших эмиграцию, про войну, смерть, предательство и веру в то, что человек все превозможет и что самый страшный год от Рождества Христова — 1918-й уже миновал вместе с Гражданской войной и ничего хуже уже не будет.
335
Епископ Сергий (Тихомиров). Памяти высокопреосвященного Николая, архиепископа Японского. С. 235.