Осел и морковка
Шрифт:
— Какие еще подробности?
— Ну, вы же просите меня провести обряд по разрыву связи на крови? Я и хочу вам объяснить, когда это произойдет и что вам придется делать.
У Дирхейна глаза стали как колеса: большие и во все стороны вертятся. Перепугался, бедняга.
— Нужна кровь?
— Упаси боги! Нужны меры предосторожности! Заклятие на вас наложено очень неприятное и снятие его будет болезненным. Поэтому и проводить мы его будем не сейчас, а через два дня на третий.
У капитана глаза полезли на лоб от непомерной работы мысли:
— А почему не сейчас?
Ой, как трудно
— Капитан, ты же понял, что мы могли сразу порешить эту сволочь графа? Могу сказать: большинство только об этом и мечтало. Тогда бы вы уже лежали трупами и не создавали проблемы. Но мне не хотелось брать на душу столько смертей, да и капитану Удиару тоже. Поэтому мы искали выход, вот только нашла его моя жена. Это понятно?
— Понятно, — как завороженный повторил за Армандо Дирхейн.
— Ну и отлично. Поехали дальше. Снятие привязки — процесс тяжелый. Вы не умрете, но больно будет и силы потеряете. Многие упадут в обморок, большинству пару дней придется в лежку лежать. Как думаешь, если такое случится с командой, для корабля на ходу оно пройдет бесследно?
Капитан схватился рукой за грудь от ужаса.
— Такому кораблю лучше на якоре стоять.
— Точно. Понял наконец. Есть у тебя связь с другими кораблями флотилии?
— Найдется. Дать команду чтобы искали якорную стоянку или в крайнем случае ложились в дрейф?
— Молодец, я как раз об этом. Двое суток им должно хватить, я так думаю. На третьи Армандина приступит к обряду. А ты как считаешь?
— Прекрасный план.
Ну, Армандо, ну хитрец! Чуть — чуть менталки, и красавец — капитан у него с руки ест, никакой привязки не нужно. Вместо недоверия и агрессии — собачья преданность в глазах. А на меня Дирхейн теперь смотрит как на маму родную, когда та пирог испечет. Градоначальник же сидит и радуется.
В общем, флагману Дешерна было дозволено встать на якорь на рейде за умеренную плату и ожидать там своей участи. С переговоров все разошлись довольные друг другом. Недовольным остался только встретившийся нам на обратном пути Мануэль. Его не пригласили, надо же!
Желая как-то загладить свою вину, познакомила его с некромантом. Тот, едва услышал, что перед ним молодой герцог Верканский, готов был нашего красавчика обнимать и целовать. Оказывается маг в лице Мануэля нашел соотечественника! Да не просто соотечественника, а своего сюзерена. Он не зря принял имя Верканис по названию своей родины! А мне и невдомек.
Некромант утащил парнишку отмечать радостное событие и рассказывать, как здорово все обошлось на переговорах, а мы с Армандо наконец-то могли побыть вдвоем. Хотя что это я?! Еще надо нашим лысым дамам головы снадобьем мазать! Кстати, за прошедшие пару часов Армандо уже слегка оброс: теперь на голове не пух, а волосики первый сорт. Короткие, но густые и темные. Если и дальше так дело пойдет, он к вечеру обзаведется впечатляющей шевелюрой.
Погладила его по голове и напомнила, что надо помочь бедным дамам. Армандо не стал протестовать, только тяжело вздохнул. Потом прижал меня к груди и прошептал:
— Дина, давай, как эта катавасия закончится, больше никого спасать не будем. А то совершенно нет времени на личную жизнь, ты не находишь?
Еще бы я не находила. Но это он сам виноват. Я шла спасать его одного, а что по пути пришлось спасти еще кучу народу, тут я ни сном, ни духом. Они сами как-то по пути спаслись и теперь мы с Армандо почему-то чувствуем себя за них в ответе.
С другой стороны нет худа без добра, за все наши беды и страдания разживемся компенсацией и сможем много лет не заботиться о деньгах. Кстати, тогда, в Оджалисе, я погорячилась. Так торопилась к Армандо, что практически отказалась от вознаграждения. А в сокровищнице Мануэля было немало интересных штучек…
Наверное у меня от возбуждения щиты упали или я слишком глубоко задумалась, но тут услышала голос моего мужа:
— От чего ты там отказалась мое сокровище?
Пришлось распахнуть сознание и показать Армандо картину, как я перебираю найденные в тайном месте амулеты, а вокруг громоздятся сундуки с золотом.
— Я же говорю: бессребреница, — констатировал мой муж, — Просто святая. На ком я женился? Ты как с ним договаривалась? На пятую часть?
Кивнула, подтверждая.
— Ну так с него причитается. Я понимаю, тогда ты торопилась ко мне. Да и таскать с собой такие ценные игрушки было не с руки. Но теперь-то у тебя есть дом и муж, а хорошая жена…
— Все в дом?…
— Правильно. Но разговаривать с твоим Мануэлем и договариваться теперь буду я. От твоего имени. Если ты все правильно мне показала, тебе причитаются все его амулеты за исключением родовых и еще несколько сундуков золота. Ладно, два сундука и точка.
Два сундука золота… Это сколько же денег!
— Ты думаешь?…
— Дина, я не думаю, я знаю. И это по очень заниженной ставке. Да ты не тушуйся, герцог, как мне показалось, не жмот, человек благородный. А если благодаря нам получит благодарность Диона Восьмого, то, вот увидишь, он будет считать, что тебя обобрал. Не заставляй парня терзаться чувством вины.
Не буду, чего уж там. Армандо и мертвого уговорит. К тому же он прав. Почему я тогда так поскромничала? Да просто побоялась ответственности. А теперь мне есть на кого ее переложить. К тому же теперь доставку денег и амулетов можно возложить на герцога. Но не стоит торопиться. Пусть Армандо договаривается, а расплату оставим до момента возвращения из Элидианы. Теперь уже ясно, что ехать туда придется.
За разговорами и размышлениями мы дошли до старых казарм, где расположили беглецов. Надо отдать должное добросердечию кармелльцев. На вид они кажутся такими выжигами, а вот поди ж ты… Принесли бедолагам и одежду, и еду просто так, по зову сердца. Сейчас в убогом небеленом тряпье я никого не увидела. Подруга Лапунды баронесса встретила нас в весьма приличном платье, безволосую голову она прикрыла красивым шелковым платком и выглядела отлично. Но по глазам было видно, что она меня дожидалась. Две ее товарки сидели тут же и пожирали меня глазами, отдав инициативу самой титулованной и смелой. Баронесса царственным жестом пригасила меня в отведенный дамам закуток и произнесла мелодичным голосом: