Осенние визиты. Спектр. Кредо

Лукьяненко Сергей Васильевич

За столом сидел мальчишка. Подросток, тощий и голый, улыбающийся, глядящий на Кирилла так, словно видел его и в темноте.

– Сделай удивленные глаза, – сказал мальчишка. – И успокойся. У нас еще есть время, но его так мало, что лучше поторопиться.

Кирилл слишком часто видел самого себя не в мертвой статичности фотографии, а по тому же телевизору, чтобы ошибиться.

– Это я, – сказал он.

Мальчишка кивнул.

– Ты.

Он встал – спокойно, не стесняясь наготы. Посмотрел на Кирилла – задумчиво, оценивающе.

– Зови

меня Визитер.

10

Говорили, что на этой даче несколько раз останавливался Сталин. Хайретдинов никогда не опровергал устоявшегося мнения, хоть и выяснил в свое время, что вождей крупнее Микояна старые стены не знали.

Недалеко от Москвы, почти чистый воздух, вышколенная прислуга и удобная для охраны планировка – что еще надо человеку, занимающемуся большим бизнесом и большой политикой?

Весь вечер Рашид Гулямович был не в духе. Прогулялся под мелким дождиком в саду – если можно так называть солидный кусок леса, обнесенный крепким забором. Против обыкновения, не отгонял охрану. Прилетевшего из Саратова с отчетом директора газоперерабатывающего комплекса принял непривычно сухо, чем поверг его в легкую панику.

А виноват, конечно, был Семенецкий. Еще один грех, и, наверное, можно было без него обойтись. Месяц-другой давления – сдался бы сам. Но это дурацкое пристрастие к быстрым решениям, что с ним поделаешь…

Он решил никуда сегодня не выезжать. Позвонил в Саратов жене, поговорил с ней так ласково, что наверняка укрепил в мысли об очередной измене. Даже пообещал месяца через два забрать ее и детей в Москву. Политик не должен отвлекаться, и семью, которая обязана быть, следует держать в отдалении. Но сегодня ему хотелось – странное дело! – семьи. Уюта.

Сдают нервы.

Он просчитал свой жизненный путь года три назад, когда понял, что только деньги уже не доставляют ему удовольствия. Тайная подлинная власть – это хорошо. Но и в бизнесе уже встали барьеры, выше которых не прыгнешь. А чтобы кроить мир по своему вкусу, надо совмещать тайную власть с властью государственной, нажимать на рычаги не из-за спины очередного тупоумного политика.

Хайретдинов трезво оценивал все преграды на пути его амбиций. Начиная с фамилии и национальности – много ли русских захотят иметь президентом чужака? Но это лишь наполняло его азартом. Он станет более русским, чем любой славянин. В конце концов, есть пример Сталина – какие бы ошибки тот ни допускал, он до сих пор оставался для многих кумиром.

А он не повторит ошибок «отца народов». Он действительно сделает Россию великой и могучей страной. С большим удовольствием Хайретдинов взялся бы творить империю из другого государства, но, увы, материал не выбирают. Что ж, через два года он будет спикером. Через четыре – президентом. И его полюбят. Не смогут не полюбить.

Рашид Гулямович прошел в кабинет. Уселся перед разожженным камином, налил рюмку коньяка, но так и не притронулся к ней. Сидел, глядя в огонь, слушая мерное

тиканье старых часов.

Все будет хорошо. Все идет правильно. Жертвы неизбежны, но лучше уж десяток-другой, чем миллионы. Цель оправдывает средства, что бы там ни говорили.

Наверное, он смог успокоить себя. Тоска исчезла, отпустила. Хайретдинов даже вздохнул нарочито шумно и потянулся за рюмкой… Замер.

Он больше был не один.

У окна спиной к нему стоял человек. Невысокий, плотный, черноволосый, кривоногий голый мужчина.

Рашид Гулямович издал слабый, пискливый звук.

Мужчина повернулся. Знакомое лицо… Господи, кто же это?

– Я думаю, ты все понимаешь и не будешь на меня в обиде, – сказал мужчина.

Он прошел к столу, открыл верхний ящик. Неторопливо извлек пистолет – «беретту», красивую и дорогую игрушку. Передернул затвор.

– Кто ты? – прошептал Хайретдинов. Он уже понимал… кажется.

Мужчина улыбнулся – его улыбкой, дорогой, купленной у специалистов по физиопластике, отрепетированной, вызывающей доверие и симпатию.

– Визирь.

Хайретдинов не удивился. Ни своему детскому, давно забытому прозвищу, неожиданно произнесенному его голосом и его губами. Ни тому, что не было страха и обиды.

– Я пригожусь, – прошептал он, сам не веря в свои слова.

– Нет, – сказал Визирь.

Кабинет был большим, и грохот выстрела утонул в деревянных стенах. Дом знал немало тайн и не испугался звука.

Тот, кто назвал себя Визирем, подошел к креслу. Секунду смотрел в лицо, по которому сочилась тонкая струйка крови. Сквозь волосы на лбу, опаленные близким выстрелом, темнела аккуратная маленькая дырочка.

Визирь перевел взгляд на рюмку. Взял ее, вдохнул аромат коньяка, перебивая пороховую гарь и запах жженых волос. Сделал глоток. Потом, морщась, стянул с вялого, словно живого еще тела халат. Накинул на плечи, подпоясался.

Чтобы снять штору с окна, ему пришлось забраться на стол. Завернув тело, Визирь прошел к двери.

Старший охраны был в соседней комнате. Сам услышал или кто-то его позвал?

– Зайди, – коротко приказал Визирь.

Крепкий черноволосый парень секунду смотрел ему в глаза, словно делая выбор. Что-то его смущало. Наконец он принял решение.

– Рашид Гулямович, вы стреляли?

– Да. Зайди, Фархад.

Охранник бросил лишь быстрый взгляд на завернутое тело. Лицо его не изменилось. Он вопросительно посмотрел на Визиря.

– Ваша вина, – сухо сказал тот. – Куда вы глядели? Мне пришлось убить его.

– Кто он?

– Это не должно тебя волновать.

Охранник пожал плечами. Похоже, ему не требовалось много времени на то, чтобы взвесить все плюсы и минусы.

– Очень серьезная неприятность.

– И очень хорошая благодарность. Кому ты доверяешь из своих?

Фархад покачал головой:

– Никому нельзя доверять. Его будут искать здесь?

– Нет. – Визирь ответил так холодно и уверенно, что охранник согласно кивнул.