Осенний безвременник: сборник
Шрифт:
— В письме говорилось о часах, паи Газука?
— Да. Я знал от нее, что дома у них пропали швейцарские часы. Мне подумалось, письмо должно быть конкретным, чтобы Карла поверила, что меня и в самом деле шантажировали. Но деньги в коридоре у склада я не собирался присваивать.
— Неужели? Но ведь она должна была принести в точно указанное место определенную сумму.
— Я подумал, что она вряд ли принесет. Знаю ее характер. Мы как-то обсуждали, как бы она поступила, если бы ей пришло такое письмо. И она сказала: даже если бы небеса разверзлись, я бы не позволила себя шантажировать. Никаких
Значит, ничего противозаконного. Писать самому себе шантажирующие письма — не наказуемо. Письмо пани Бурдовой писалось не с целью шантажа, автор его не собирался брать деньги. Хотя мы знали, почему он не явился за деньгами. Преступника уличить не удалось, дело переходило из разряда уголовных в разряд гражданских дел. Однако пусть не шантаж, но мошенничество-то ведь было! Но попробуйте это доказать, когда вашим соперником (вместо того чтобы быть союзником) является влюбленная женщина.
Я листал дело и не мог избавиться от ощущения, что из него не все еще выжато. Есть тут мошенничество, есть основание подозревать шантаж! Поэтому засунул дело в специальный выдвижной ящик, чтобы на досуге снова все перечитать.
Потом много раз возвращался к нему, и мне все яснее становилось, какое же это, в сущности, свинство. Газука выманил у Бурдовой несколько тысяч крон. Она давала ему деньги, делала подарки и еще защищала его, хотя он ее уже бросил. Письмо, адресованное Бурдовой, я прочел раз двадцать. И вдруг меня осенило. Номер потерявшихся часов! Я знал его наизусть.
Пришлось пуститься в трудное странствование по пражским часовщикам. Другого выхода не было. Гарантийный талон к часам отсутствовал: то ли муж Бурдовой не получил его, то ли потерял. Следовательно, отсутствовала возможность проверить, является ли указанный в письме номер действительно номером потерявшихся часов или Газука выдумал его. Я все меньше верил, что номер выдуман. А если не выдуман, то откуда он известен Газуке?
Набегался ужасно. Часы марки «DОХА» до войны у нас имели широкое распространение. После войны, однако, они стал» слишком дорогими для нашего рынка: покупая часы, приходилось переплачивать сотни две только за высокую репутацию этой марки. Поэтому пражане покупали другие, столь же хорошие, но более дешевые.
Носился я по Праге, как почтальон перед Рождеством. Нигде ничего, только плечами поводили. Наконец напал на пожилого человека с очками на носу, который кивнул: «Да, пан инспектор, тыкая система существует, я ее помню, И номер часов этой системе соответствует».
И снова тупик! Хорошо; система существует и номер ей соответствует, но как уличить Газуку? Соответствия номера и системы слишком мало для этого, А часов нет, гарантийного талона тоже.
Я бродил по улицам как заблудшая овца. Наконец зашел в кафе и заказал стакан вина. Сидел в окружении влюбленных парочек и повторял в уме номер часов. Вид у меня, наверное, был тот еще, но влюбленные, к счастью, замечают только друг друга. «Чем мне уличить этого Газуку?» И тут меня осенило: да вот чем — опечаткой.
Представьте себе: я печатаю на машинке шантажирующее письмо. Пани, у меня ваши часы, можете получить их обратно. Их номер такой-то. Какой? Откуда я знаю! Могу выдумать любой. Чтобы при этом он совпал с системой нумерации часов марки «DОХА» — почти невероятно, но все же допустим, что совпал. Только, если вы этот номер выдумали, вам неважно стоит посредине цифра пять или один, не так ли? Но в нашем письме автор вернул каретку назад и единицу перебил на пятерку! Значит, он хотел быть точным. Вывод простой: когда он печатал, часы лежали у него перед глазами.,
Я попросил снова вызвать Газуку. Он пришел как на свадьбу — думал, речь пойдет о каких-то. формальностях. Ведь он признался, что написал письмо, и сказал, что это единственный совершенный им проступок. Это была милая встреча двух мужчин, каждый из которых имел свои основания быть довольным.
Я ознакомил его с теми правами, которые имеет допрашиваемый. Он радостно кивнул — уже знал эту считалку. Даже не очень слушал, что я ему говорю.
— Речь идет о тех часах, — приступил я к главному. — Значит, вы их никогда не видели?
Газука слегка запнулся. Предыдущие допросы велись на широкие темы, касались психологии, морали… А сейчас его в упор спрашивают о часах.
— Нет, — ответил он учтиво. Ведь это был очень вежливый человек с изысканными манерами, которые менялись, только когда речь заходила о пани Бурдовой.
— И номер часов в письме вы выдумали?
— Да.
Следователь иногда должен быть актером. Я вел себя так, будто ни о чем не ведал.
— Значит, получать от пани Бурдовой деньги вы не собирались?
— Нет. Все это я затеял только для того, чтобы она от меня отвязалась.
— Итак, в письме вы указали номер произвольно?
— Да.
— У вас гениальные задатки, пан Газука! Прямо-таки находка для парапсихологов. Дело в том, что в письме вы указали номер, идеально соответствующий системе нумерации часов данной швейцарской марки. Расскажите, как вам это удалось, если, по вашим словам, вы только слышали о тех часах от пани Бурдовой, никогда их в глаза не видели и в руках не держали?
Парень начал потеть. Видно было, что разговор ему неприятен. Он собрал все свое мужество.
— Почему же такое совпадение невозможно? Случайное — вполне возможно.
Черта с два случайное! И тогда я сказал, глядя прямо в его рассеянные глаза, которые так очаровали пани Карлу:
— Допустим. Такой случай может быть один из десяти миллионов. Но допустим. Но как вы объясните перебивку цифры?
— Какую перебивку?
— Вот здесь. Взгляните, пожалуйста. Давайте представим себе: вот вы сидите и печатаете в письме первый пришедший вам на ум номер. Это 764831, последняя цифра единица. Вы печатаете ее и сразу замечаете, что на часах, которые лежат перед вами, другая цифра — пятерка, вы ошиблись. Возвращаете каретку назад и перебиваете единичку на пятерку. Зачем? Разве человек, который печатает произвольное число, сделает это? Это сделает лишь человек, у которого перед глазами часы и он хочет воспроизвести их номер в точности.