Осенний дом
Шрифт:
Представление, конечно, фееричное для большинства. Но крылатые и фиты только интуитивно понимают его смысл. Люди – чуточку лучше, но далеко не все. Потому Тони, адаптируя традиционный театр масок перевёртышей для выступления в небе над столицей, постарался сделать акцент на яркости представления. Ведь если для подавляющей части подданных императора смысл укроется, то красота происходящего мимо глаз не пройдёт никак. Мало кто способен интересоваться смыслом красивых закатов и рассветов. Ими просто любуются.
Почему нельзя любоваться тем, что красиво?
Моргана Аргиад-Валери, признанная Красивейшая
Всё это замечательно. Для неё, эскортесс, никогда не вдававшейся в детали. А, значит, и для значительной части собравшихся на площади, даже не планировавших стать зрителями.
Выступление театра, впрочем, можно увидеть, находясь довольно далеко от Цитадели. Ни одна сцена не может быть так удачна в этом плане, как небо.
"А где моя жена, чёрт возьми?" – вдруг задался вопросом Тони.
Если бы было всё как прежде, она сейчас стояла бы рядом с ним.
Представление прошло великолепно. Подданным императора совершенно точно понравилось; и восторг толпы выстрелил в голову Тони зарядом чистейшей эйфории.
Это полная победа. Его собственное, целенаправленное достижение в мирное время.
Ощущая себя очень пьяным, хозяин театра масок нашёл в толпе свою жену, привёз её домой… и рассказал ей о внебрачном сыне.
Он изменил ей через пять лет после заключения брачного контракта. В первый и последний раз.
За тридцать девять лет супружеской жизни жена-перевёртыш так ни разу и не забеременела. А случайно встреченная одной безумной ночью женщина-человек – да, и с одного дурацкого, неуклюжего, нетрезвого раза.
На лице супруги всё же… никаких эмоций.
– А как его зовут?
– Дэниел Масс.
– Я запомню, – вздохнув и поправив волосы, с прохладцей сказала она.
Крылатый и перевёртыш – муж и жена. Это редкий тип брака. И редкая женщина. Невозмутимая, сдержанная до невозможного. Предскажи ему ясновидящий предок Си сто лет тому назад, что Тони попадёт в сети к такой леди, он бы не сразу поверил во вменяемость принца Сильверстоуна. Но сейчас ясно, что иначе быть и не могло. Чайна Циан слишком притягательна. Её внешность необыкновенно влечёт. Густого сине-фиолетового оттенка почти чёрные волосы, заплетённые в косу, спускаются вдоль идеально ровной и прямой спины до самой… самого… стула. Подбородок почти всегда гордо поднят, но красивые синие глаза не смотрят высокомерно. Холодного оттенка смуглая кожа иногда отливает густым индиго, а прикоснись – горяча. Чайна Циан всегда дышит часто-часто, и это заметно, или вовсе перестаёт дышать, когда слушает или готовит ответ. Её сердце всегда колотится как сумасшедшее. Если она вздумает всё-таки улыбнуться – радости и смеха в её глазах всегда в разы больше, чем в изогнутой линии неярких губ маленького рта. Плечи, грудь, бёдра – всё крутое, упругое и крайне женственное. Талия такая тонкая! Фигура правильная настолько, что руки чешутся и невозможно не коснуться. Пробивает насквозь при одной мысли, что этим богатством может владеть другой. Но любому мужчине, кроме Тони скоро бы наскучила эта недвижимая красота. Чайна Циан совершенна… Но эта женщина не сдвинется с места без какой-либо серьёзной причины. Она не станет развлекать, веселить, петь по собственному желанию. У неё не бывает порывов, затмений, инициатив и идей, интересов, ярких эмоций. Она, словно камень, безразлична и тиха. При этом Чайна Циан далеко не идиотка…
– Надеялся, ты изобьёшь меня до полусмерти, – высказался Тони. Вспышка ярости, обиды, желания мстить, даже в такой женщине была бы понятна. Но… этого всего нет. Чувства в жене не наблюдаются.
"Зато цел остался" – мысленно отметил Тони.
– Ну, я же не одна из твоих истероидных актрис, – произнесла Чайна Циан.
– О. Конечно. Всегда полна собственного достоинства – княжна Чайна Циан Лифордская.
"Я что, ещё нарываюсь?"
– Попридержи сарказм, граф Эшберн-Фольманский. Я давно уже не Лифордская княжна и тоже кое-что должна тебе сказать.
– Весь внимание.
– Я приняла предложение принца Адмора. Работаю штатным лаборантом в его исследовательском центре. Уже две недели.
– И ты так спокойно говоришь?! – вырвалось у Тони.
Весь мир свернулся в клубок и был отброшен во имя сегодняшнего представления театра масок. Тони не заметил бы обрушения дворца, в котором жил, не то, что… этого…
Он закрыл глаза. Вздохнул. Эйфория давно ушла, отступила перед натиском не самых лучших чувств. Трезв, но голова всё равно почти не работает.
– Это развод, – придавлено признал он. – Я говорил тебе, что не приму подобного. Уезжай сейчас же. К Шерил в Белые Колонны, или к Ретту Адмору в предел – мне всё равно. Просто сделай это сейчас же. Бумаги начнём готовить завтра.
– Хорошо, – ровно сказала Чайна Циан и поднялась. – Я попрошу Мелиссу заняться моими вещами.
– Ей не хватит и года, чтобы очистить мою гардеробную от десяти тысяч пар твоих туфель.
– Их не так много.
– Тысяч пять? – с кривой улыбкой поморщился Тони. – Всё равно многовато.
– Ты не унываешь, – мягко отметила Чайна Циан. Тони поймал любящий, нежный взгляд жены. А затем она просто ушла. Без слов и сожалений.
В таком случае, все эти её взгляды – что это было? Только ли дело в том, что она – перевёртыш, а он – крылатый? Только ли дело в том, что он придавал слишком много смысла каждому её выдержанному, точно отмеренному жесту, каждому полутону её чистого, ясного голоса?
Не думать. Позже, когда всё придёт в норму, он точно сделает правильные выводы.
Ночь. В последние годы он, бывало, ложился спать один – Чайна Циан засиживалась за книгами до утра. И утром, не однократно, просыпался тоже один – жена уже отбывала в университет. Значит, будет не так уж непривычно одиноко.
И действительно, утром не сразу вспомнил, что чего-то не хватает. Самочувствие отличное. Отсутствует тревожность глубоко внутри – это выступление театра масок, прошедшее вчера и удавшееся на славу, сняло всякое напряжение. Но вот дальнейшие воспоминания сделали сложным и тяжёлым каждое движение. Возился с одеждой дольше обычного. Всё – дольше обычного.