Осенняя женщина (сборник стихотворений)
Шрифт:
Високосная встреча
Обняв коленей острые холмы,
Ты дремлешь в кресле, словно
в чреве завязь.
Очерчен свечкой абрис полутьмы,
За ним – богов губительная зависть.
Я ждал тебя так много трудных лет,
Завороженный грустью непонятной.
Среди порош мерещился твой след,
И на воде следов играли пятна.
Жизнь между пальцев струями ручья
Текла, кружилась, путалась и мчалась.
А ты была, наверное, ничья.
Мне так об этом с юности мечталось!
Я знал: во искупленье всех невзгод
Под синью неба, на поляне росной
Для нас настанет нашей встречи год —
Год нашей долгой встречи високосной.
И долгим эхом прозвучат слова,
Верней, одно завещанное слово,
И повилики рук на Покрова,
Сплетясь в кольцо, не расплетутся
снова.
В тугую воронку
заверчено.
Опять колобродят февральские снеги.
Ты спишь до весны, улыбаясь
доверчиво.
Так спят подо льдом величавые реки.
Наверное, ты не была недотрогою,
Но смотришь в глаза горделиво
и прямо.
В окне семенит тишина над дорогою,
И холод сочится в скрипучую раму.
С небесною тайной случайно
повенчаны,
Не веря, что встреча – начало разлуки,
Поэты приходят на Сретенье —
к женщине
И тянут к теплу онемевшие руки.
А то, что пребудет за позднею встречею,
Библейские притчи укроют туманом.
И каждый судьбы своей станет предтечею,
В душе оставаясь обычным Иваном.
И вешней истомы сумятица нервная
Срывается первой капелью со стрехи.
Поэты вернутся к любимым на Вербное,
Когда ото сна просыпаются реки.
Какая долгая зима
Какая долгая зима.
Какая горькая кручина.
Какая веская причина
От зазимков сойти с ума.
Какая тряская трусца.
Какая скользкая дорога
В юдоли зимнего чертога,
Где воздыханьям несть конца.
Но обнажился южный склон
Холма и лед разбила щука
Хвостом, чтоб тихая округа
Прервала бесконечный сон.
Когда на землю из-под стрех
Ударят молодые струи,
Тебе простятся поцелуи,
Как мне простится смертный грех —
Что я сильней всего любил
Поэзию той мукой сладкой,
Что нас ночами над тетрадкой…
Про что же я? Опять забыл.
Забыл в смятении ума.
Но лишь глаза свои закрою —
Бреду весеннею порою
Туда, где галок кутерьма,
Туда, где белые грачи
Средь черных хлопьев снегопада
Летят, восставшие из ада.
Не возражай, прошу, молчи!
Переведи часы на час
Вперед, приблизившись к рассвету.
Прости, что в эту ночь поэту
Сомкнуть не приведется глаз,
Что в росчерке его пера
Нетерпеливая мятежность
И ожиданья безнадежность —
Весны, спасенья и добра.
Пора березового сока
Намывает речка перекаты,
Все слышнее жаворонка трель.
Гнезда прошлогодние крылатый
Занимает сызнова апрель.
И не вдохновляют иммортели,
Если расцветает краснотал.
В небе стай пернатые артели,
На земле – травы весенний пал.
Не платить последнего оброка
По оврагам плачущей зиме.
Вновь пора березового сока.
Вновь любовь бушует на земле!
Вот опять пришла не Бога ради,
А грехов во искупленье для —
Пасха в сарафановом наряде,
В цвет берез церквушки побеля.
И крестом, процветшим в облак
млечный,
Зацепив погожую зарю,
Осветила путь наш подвенечный
К скромному лесному алтарю.
И покуда гулко и высоко
Медные звонят колокола,
Вновь пора березового сока.
И земля, как белый свет – бела!
Перед Воздвиженьем
Как хорошо, что ты уже легла,
Когда заря за темный лес упала.
Ты ждать ее успения не стала.
Ночь тяжелела, словно одеяло,
И каплями стекала со стекла.
Как хорошо, что две твоих руки
Усталые сомкнулись под щекою.
Они давно не ведали покоя,
Как крылья птиц, кружащих
над рекою
Предсказанным морозам вопреки.
Но им пора, пора в далекий путь,
А нас с тобой Россия не отпустит.
Сентябрь в груздях и в журавлиной
грусти,
Плывущей понад Рузою до устья,
Где верески прибрежные цветут.
Ты спишь? Ответь, но глаз
не размыкай.
За окнами ни зги. И мы без света
Проводим молча наше бабье лето.
Воздвиженье придет в лучах рассвета…
Ты спи. И пусть тебе приснится май!
В том доме
По дому, где гуляют сквозняки,
Где брошен якорь верности и долга,
Опять брожу без цели и без толка
В предчувствии рождения строки.
Стучал октябрь мокрою листвой,
Бросал декабрь белый снег горстями
В окно, что зажигалось в старой раме
Под самой крышей в сутемь
над Москвой.
Под тем окном кормили голубей.
И на прохожих лаяли собаки.
Случались свадьбы, похороны, драки.
А ты была отрадою моей!
И дом, кренясь от ветра, уплывал,
Черпая лужи стенами-бортами.
И рифмы засыхали – там, в гортани.
И я тебя по шагу узнавал,
Когда в нарядном платье налегке
Ты по ступеням лестницы взбегала.
И лампочка горела вполнакала,
И золотилась пыль на каблуке
Французских туфель – тех, что до утра
Лежат на пестром коврике в передней
Моей надеждой, верою последней,
Что наша жизнь печальна, но добра,
Что наши дни тревожны, но легки,
А ночи на двоих не так уж долги.
И брошен якорь верности и долга
В том доме, где гуляют сквозняки.
И выпал снег
А снег упал и так давно лежит,
Сомнениям и мукам неподвластный,
Что кажется – белесый саван сшит
Любви неповторимой и прекрасной,
Бушующей о пору осенин —
Прозрачную и яблочную пору,
Когда Всевышний дланью осенил
Тех, кто пришел к венчальному престолу.
Российский быт мятежен и суров.
Ни для кого с младенчества не ново,
Что сменится октябрьский Покров
Пуховым платом зимнего покрова.
Под Новый год земля опять бела.
Опять в промерзших колеях дорога.
Здесь было много света и тепла,
Хотя их не бывает слишком много.
Весной забьют хрустальные ключи,
Но, чтоб дожить до Пасхи причащенья,
Есть таинство рождественской ночи
И иорданской проруби Крещенья.
И есть любовь, которая была
Иконной нерушимою стеною.
И выпал снег… Земля опять бела,
Как два крыла, простертых надо мною.
Спи, женщина
Спи, женщина. Покуда ночь права.
Дышать тобою – высшая награда.
Но сны полны губительного яда
И пробивает наст разрыв-трава.
Верь, женщина, я сызнова прощу
Твою игру краплеными страстями
И в галок над соборными крестами
Кольцом воспоминаний запущу.
Знай, женщина, в сумятице веков,
Среди балов, в лорнетах перекрестье
Мы проходили об руку и вместе,
Но стал невнятен звук твоих шагов.
Жди, женщина, хоть я уже не жду,
Что станет жизнь, как прошлое,
прекрасна,
Что будет снова солнечно и ясно
И слышен птичий гомон за версту.
Спи, женщина. По Млечному Пути
Любовь уходит из земной юдоли,
Оставив пуд невыплаканной соли
И вечное российское «прости!».
Что ж, женщина, да не судима будь!
Среди сугробов зимнего пространства,
Быть может, нам достанет постоянства,
Чтоб встретиться в былом когда-нибудь.
В ту ледяную пору января,
Когда любовь качали в колыбели
Крещенские московские метели,
Спи, женщина. Спасенья якоря
Опустятся с небес процветшим древом,
Чтоб, расплескав губительную ночь,
Двоим вернуться в прошлое помочь.
Спи, женщина, и сна не верь химерам!
Новогоднее
Год уходит. Декабрь в эпилоге,
И печаль новогодней пурги
Белым снегом легла на дороги,
На былые стихи и грехи,
На тропинки, рокады, проселки,
Что уводят из прошлого прочь
В край, где звезды украсили елки
В эту долгую-долгую ночь.
Тишина и серебряный иней
Опустились на наш палисад.
Бьют часы, и к былому отныне
Невозможно вернуться назад —
В январи, сентябри и апрели,
Что дарили нам календари.
Но свистят за окном свиристели,
Утром зори зажгут снегири.
И не надо печали ложиться
На склоненное грустью чело.
Свет любви, свет лампады-божницы…
И душе в Новогодье светло!
Опять начинается месяцев лествица
Завещаю Россию
Задолго до Светлого праздника вешнего
От комля столба, у заставы стоящего,
Под кашель простуженный старого лешего
И шорохи льда, переправы мостящего,
Метет по дорогам пурга-околесица.
Но дело неметно, как водится исстари.
Опять начинается месяцев лествица
От печки, где ели горят серебристые.
Беременна прошлого года загадками,
Пришла января суетливая проза.
Опять Рождество с надоевшими Святками,
Опять на Крещенье не будет мороза.
Под утро опять одолеет бессонница
И скрип половиц под шагами неслышными.
И дело к разлуке негаданной клонится,
Печальной разлуке под старыми вишнями.
И Виевы веки сомкнутся усталые.
Века разомкнутся в пространстве и времени.
И лишь снегириные сполохи алые
Рассыплются искрами в траурной темени.
Но звон колокольный густою октавою
Разбудит вчерашние сумерки синие.
Я в них остаюсь за чертой, за заставою,
А вам, сыновья, завещаю Россию,
Где никнут березы над прахом отеческим,
Над зимником битым стальными полозьями
В края, где не пахнет жильем человеческим
И звезды висят самоцветными гроздьями
Над русской землею, как ворот распахнутой,
От скал, где бушует волна океанная,
До степи полынной, нагайкой распаханной,
Где Разина песня звучит окаянная.