Ошибка Одинокого Бизона
Шрифт:
На это отец ничего не ответил. Плотнее завернувшись в одеяло, он ушел и в продолжение нескольких дней почти не разговаривал с нами. Когда гнев его остыл, мать снова напомнила ему, что я должен начать священный пост и обрести «тайного помощника». Он согласился с ней, и все мы вышли из лагеря искать удобное местечко, где бы я мог поститься.
Мы осмотрели долины Большой реки и реки Марии, но подходящего места не нашли. Когда мы возвращались долиной реки Марии в лагерь, отец решил построить для меня помост на дереве. Матери это не понравилось.
— Похоже на то, будто мы его хороним, — сказала она.
Тебе известно, сын мой, что наш народ не зарывает покойников в землю, а кладет их на помосты в ветвях деревьев.
— Пустяки, —
Вскоре мы нашли подходящее дерево: старый тополь, ветви которого низко спускались к земле. Рос он довольно далеко от лагеря, и сюда не доносился стук топоров белых людей, работавших на лужайке. В течение целого дня мать и сестра устраивали для меня помост. Между двух толстых суков они положили длинные крепкие жерди, разостлали на них мягкие шкуры бизона. Над помостом они протянули кусок старой кожи, когда-то служившей покрышкой для вигвама,
— этот навес должен был защищать меня от дождя и солнца.
На закате солнца я вскарабкался на помост, завернулся в одеяло и лег, положив подле ружье.
— Призывай на помощь все живые существа, населяющие землю, воздух и воду, — сказал мне отец. — Быть может, кто-нибудь из них согласится стать твоим «тайным помощником». Я тоже обращусь к ним с мольбой. Эх, нет у меня своей священной трубки!
— Нитаки и я каждый день будем приносить тебе воду, — сказала на прощание мать.
Они ушли, оставив меня одного на помосте. Спустилась ночь. Я проголодался, но сон бежал от меня. Думал я, что никогда не засну в этой чуждой мне обстановке. Всегда я проводил ночь в вигваме, и ни разу не приходилось мне спать на открытом воздухе. С тревогой я прислушивался к таинственным ночным шорохам.
В лесу кричали совы.
— О большеухие! — обратился я к ним с мольбой. — Пусть одна из вас будет «тайным моим помощником».
В долине и на склоне холмов перекликались волки, собираясь на ночную охоту.
— О мудрые охотники, помогите мне! — прошептал я. — Когда я засну, будьте благосклонны к тени моей, скитающейся в ночи.
Я призывал на помощь птиц, порхавших в темноте вокруг меня, и каких-то невидимых зверьков, копошившихся в сухих листьях у подножия дерева. Исполняя приказание отца, я обращался за помощью ко всем живым существам, населяющим землю, воздух и воду. Потом попытался я заснуть, но не мог сомкнуть глаз.
Олени или лоси проходили под ветвями моего дерева. Изредка они останавливались и щипали молодые побеги. Немного спустя какое-то другое животное приблизилось почти неслышной поступью к дереву. Прислушавшись к сопению и чавканью, я догадался, что это медведь — быть может, «настоящий» медведь-гризли 9 . Но я не испугался. Гризли был мне не страшен. Только черные медведи умеют взбираться на деревья, но черные медведи — трусы и бегут от человека.
Потеряв надежду заснуть, я снова стал призывать на помощь все существа. Вдруг я вздрогнул и стал прислушиваться: приближались какие-то ночные хищники. Их было много. Я уловил шарканье ног в мокасинах. Люди! Они остановились как раз под ветвями моего дерева и стали разговаривать на незнакомом мне наречии. Это были не пикуни, не большебрюхие и не вороны. «Должно быть, ассинибуаны», — подумал я.
9
Серый, самый крупный из медведей, распространенных в северной Америке. — Прим. перед.
Справа и слева от меня тянулись длинные шесты, положенные на суки по обеим сторонам помоста для того, чтобы я не скатился во сне на землю. Я перегнулся через шест и стал всматриваться в темноту.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Ночь была такая темная, что я мог разглядеть только смутные очертания людей. Было их много — человек сорок-пятьдесят. Мне понравилось наречие, на котором они говорили, — оно резко отличалось от грубого языка большебрюхих и других племен, живших по ту сторону Спинного Хребта Мира. Голоса людей звучали мягко и дружелюбно, но я понимал, что не мирные намерения привели их сюда. Отряд этот задумал совершить набег, их разведчики наткнулись на форт белых людей, а также видели наш вигвам и табун. Я знал, что должен опередить ассинибуанов, пробраться в лагерь и поднять тревогу.
Казалось мне, беседа их тянулась очень долго. Наконец они тронулись в путь, а когда их шаги замерли вдали, я, захватив ружье, спрыгнул с помоста и побежал домой, но не по тропе, а сквозь заросли, так как боялся встречи с неприятельским отрядом. Быть может, враги слышали шорох в кустах и треск ломающихся веток, но меня это не смущало. «Они подумают, что лось или олень бежит от людей», — решил я.
Два раза я спотыкался и падал, раньше чем выбрался на просеку. Быстро миновал я форт и корраль — загон, куда помещали на ночь наших лошадей и лошадей Ки-па. У белых было двадцать лошадей, которых они привели из форта, находившегося при устье Иеллоустона.
Белые спали в достроенной комнате торговой станции. Я не стал их будить, зная, что они все равно меня не поймут. Побежал я прямо к нашему вигваму и разбудил спящих.
— Приближается военный отряд… большой отряд… кажется, ассинибуаны, — сказал я отцу.
— Должно быть,-ответил он. — Женщины, не шумите. И оставайтесь здесь, пока я вас не позову. А я пойду разбужу Ки-па.
У Ки-па сон был чуткий. Когда отец подошел к его вигваму и тихонько его окликнул, он тотчас же к нам вышел. Языка нашего он не понимал, а в темноте нельзя было объясняться знаками, но отец мой нашел выход. Положив на землю ружье, он взял Ки-па за обе руки и правую приложил к его шее, потом он обе его руки вытянул и соединил концы пальцев и наконец положил левую руку ему на грудь и накрыл ее правой рукой.
И Ки-па его понял. Разбойники… ассинибуаны… их много… — вот значение этих трех знаков. В ответ Ки-па взял за руки отца и объяснил ему, что «все должны идти в форт». Он разбудил своих помощников, и они тотчас же вышли, держа в руках ружья. Затем он приказал Са-куи-а-ки привести мою мать и сестру в достроенную комнату форта и заложить дверь болтом. К этой комнате примыкали с запада и востока две недостроенные. Белые разбились на два отряда, один из них направился в западную комнату, а другой, к которому присоединились мы с отцом, расположился в восточной. Во главе нашего отряда стоял Ки-па. Щели между бревен еще не были законопачены, и мы легко могли просунуть в них дула ружей. Прямо перед нами находился корраль.
— Ну, пусть идут ассинибуаны! — сказал мой отец. — Только бы они не мешкали. То-то мы повеселимся!
Да, отец мой любил войну.
Долго стояли мы, поджидая неприятеля, но ничто не нарушало тишины. Быть может, ассинибуаны хотели увести лошадей под покровом темноты, а быть может, ждали, когда взойдет луна. Второе предположение оказалось правильным. В полночь увидели мы на востоке бледный отсвет восходящей луны.
Когда луна ярко осветила долину, показались враги. Думали мы, что они придут из долины, но догадка наша не оправдалась: ассинибуаны появились со стороны реки; ползком приближались они к форту. Их заметил один из белых и тихим свистом позвал нас. Все мы выстроились вдоль южной стены комнаты. Восемь ассинибуанов ползли по лужайке. Шепотом сказал я отцу, что в неприятельский отряд входило человек сорок или пятьдесят, а отец знаками передал мои слова Кипа. Тот приказал нам не стрелять, пока он не даст сигнала.